Миссия «Демо-2020»

«Да уж, – подумал Афанасьев, чувствуя, как спину прохватывает ледяной озноб, а ноги как будто набиты туго спрессованной ватой, – не кровожаден… А как стрельцов на дыбу тянуть и головы рубить собственноручно, так это ничего, значит!»

«А вот тут ты и не прав, Владимирыч, – отозвался бес Сребреник, но в его голосе уже не было обычных ехидных ноток, – стрельцам они головы не рубили. ЕЩЕ не рубили, потому что мы – в 1693 или 1694 году, уж и не упомню, а вот стрельцам будут рубить головы только после того, как Петр Алексеевич вернется после Великого посольства по Западной Европе, это в самом конце века будет, лет через пять-шесть. Конечно, нельзя сказать, чтобы и сейчас они мягкосердечием тут блистали, но… в общем, влипли мы с тобой и дружбанами твоими по полной и очень нехорошей такой программе. Совсем не телевизионной».

– Ты бы вот уж помолчал, нечисть бесплотная, – в сердцах пробормотал Евгений, – тебе-то хоть бы хны… Тебя-то все равно не достанешь и к ответу не притянешь…

– Что ты там такое говоришь? – поднял к нему взгляд тяжело набрякших глаз Федор Юрьевич.

Афанасьев, собравшись с духом, уже хотел было отвечать хоть что-нибудь, потому что здесь молчание держали за самый страшный грех, но тут распахнулась дверь, и вошли стремительными шагами, один за другим Петр, ссутулившийся, с осунувшимся серым лицом, за ним неизменный Алексашка Меншиков – куда ж без него?.. – и третий человек. Точнее – третья. Сильвия фон Каучук. И она явно присутствовала здесь не в роли обвиняемой. Петр уселся на пододвинутый ему табурет, наклонился вперед и вперил взгляд неподвижных глаз в Афанасьева, Буббера, Ковбасюка и голландца, чье длинное прозвание никто никак не мог запомнить, включая писца-протоколиста в углу палаты. Однако оказалось, что писец может и не помнить, а вот царь Петр Алексеевич помнит все.

– Ну что же это, мил друг, гость голландский Ван дер Брукенхорст, – произнес он, первым обращаясь к несчастному голландскому негоцианту, – эдак у нас дело не заладится. Вишь, попал ты под подозрение нехорошее, а тут уж, не сочти за обиду, у нас строго.

– Я, косудар, не понимат, которий… – залопотал тот, а потом перешел на свой родной язык, потому что от испуга позабыл, растерял и те жалкие познания в русском языке, какими обладал.

Петр метнул короткий взгляд на Сильвию Кам-панеллу:

– Переводи, чтоб каждый понял, о чем он тут толкует!

– Я, государь… – нерешительно начала было та, но царь не стал слушать, перебил:

– Дружки твои вляпались, и тебя повелел бы взять как им сопричастную, коли Данилыч не поручился бы, что всю ночь была в одном с ним помещении и никуда не отлучалась… И Франц подтвердил. Так что переводи, не рассуждай!

Сильвия побагровела и начала переводить речь незадачливого голландского купца:

– Он говорит, что был пьян, по милости твоего величества. Ты, Петр Алексеевич, ведь лично поднес ему две чаши, а еще два кубка переслал через Александра Даниловича, а купец Ван дер Брукенхорст к таким порциям непривычен, у них в Голландии пьют по-иному, хотя порой тоже допьяна. Потому голландец сам не помнит, как он добрался до спального места, а теперь пытается сообразить, в чем его обвиняют. Говорит, что у него голова болит и ломота идет по всему телу, а в печень словно воткнули раскаленную иглу. Вот что говорит иноземец, купец Ван дер Брукенхорст.

Петр молчал угрюмо.

– Боловвя больит, – попытался перейти на русский голландец, но тут же замолчал, испуганно моргая.

– Что голова болит, так это Ивашка Хмельницкий его зело забрал, – сказал Ромодановский, – а вот у нас голова болит не от пьянства, а от забот государственных, и первейшей заботой я почитаю найти того вора, который помыслил худое против великого государя! Ладно, с голландцем пока отложим. Теперь о наших гостях многомудрых, которых поспешили мы на службу взять. Начнем вот с тебя, любезный бомбардир-капитан, – взглянул он на Буббера, – не успел в дела службы вступить, а уже вляпался в такое скверное дельце, что, боюсь, не вынести.

Буббер сделал самое худшее, что он мог сделать: повел себя так, как ведут киношные американцы, несправедливо (по их мнению) задержанные и призванные к ответу.

– Я требую адвоката, – быстро сказал он, – и без него отказываюсь отвечать на ваши вопросы. И вообще, я гражданин другого государства, вы не имеете права. Я требую, чтобы ко мне привели американского консула.

– Ох, дурак! – простонал Афанасьев.

– А ты помолчи, о тебе тоже речь зайдет, – строго попенял ему Ромодановский. – Ты, это, продолжай, продолжай, – спокойно велел он Бубберу, – а мы покамест послушаем.