Они вошли в кабинет. Эван сразу включил вторую настольную лампу, свет от которой упал на фотографии, развешанные по стенам.
– Что ж, начнем, пожалуй, – сказала Калейла.
– Только, пожалуйста, без суеты, – заметил Кендрик. – Это Европа, – сказал он, кивнув на стену справа от двери. – Это Лозанна, – добавил он. – Это Ардис и… Нет, этого не может быть!
– Чего не может быть?
– Минутку. – Эван смотрел на увеличенную фотографию в рамке, где лица проглядывались более отчетливо. – Это парк «Прекрасные берега». С ума сойти! Это он…
– Кто?
– Абдель Хаменди. Я встречал его много лет назад в Эр-Рияде. Он был министром у Саудов, пока не обнаружилось, что он работает на самого себя, делая миллионы на фальшивых авизо и поддельных контрактах. Говорят, он построил себе замок даже в Альпах, где-то возле Дивона, и занялся брокерством. Будто бы торгует оружием. Я даже слышал, что он могущественный торговец оружием в мире.
– Ардис Ванвландерен упоминала Дивон. Это записано на пленке. Правда, она сказала об этом невнятно, но теперь это обретает смысл.
Эван отступил назад и взглянул на Калейлу:
– Наш европеец не ошибся. Он не помнил подробностей, но предчувствия не обманули его. Этот Хаменди – государство в государстве. – Кендрик вдруг нахмурился. – Неужели все это связано с Боллингером?
– Милош заметил, что вокруг него сплотились самые мощные политические спонсоры в стране.
– Да, они, конечно, сила… В определенном смысле.
– Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. Муж Ардис Ванвландерен был одним из тех, кто финансировал террористов. Собственно, нападения на твои оба дома были совершены с его ведома.
– Уму непостижимо! – взорвался Эван. – Но почему? Я что, ему дорогу перешел?
– Он хотел уничтожить тебя. Действовал в одиночку. Вот почему его жену убили. Все твои противники боятся тебя, поэтому решили оборвать все связи с Ванвландеренами. На следующей неделе начинается общенациональная кампания по внесению тебя в список кандидатов по выборам президента и вице-президента.
– Это кто же все организовал? Люди этого блондина?
– Да. И окружение Боллингера не в силах вынести это. Они полагают, что ты сведешь их влияние к нулю, потеснишь их, если угодно.
– Это мягко сказано, – заметил Эван. – Я не потесню их, я собираюсь вырвать их с корнем. Кипр, Фэрфакс, Меса-Верде… Подонки! Кто они? У тебя есть перечень их имен и фамилий?
– Можно составить длиннющий список, но мы не знаем, кто втянут в это, а кто нет.
– Давай узнаем!
– Каким образом?
– Я проникну в лагерь Боллингера, и они увидят другого конгрессмена Кендрика – того, кого можно купить.
Митчелл Джарвис Пейтон сидел за письменным столом в своем кабинете в Лэнгли и смотрел в окно. Было столько тем для размышления, что он совсем упустил из виду, что на носу Рождество. Собственно, он никогда не жалел, что у него такая беспокойная жизнь, но Рождество всегда выбивало его из колеи.
У него были две замужних сестры и целый набор племянников и племянниц, которым он посылал подарки, удачно купленные его секретаршей, работающей у него много лет. Но у него никогда не возникало желания встречать с ними этот праздник. Им просто не о чем было говорить. Племянники и племянницы – взрослые люди – были одержимы погоней за безбедной жизнью. Уж лучше остаться одному. Может быть, поэтому он тяготел к своей названой племяннице Адриенне Рашад. Надо бы привыкнуть называть ее Калейла, размышлял он. Она часть его мира. Очень важная часть. На мгновение Пейтону захотелось оказаться в Каире. Вернее, ему вспомнилось, как Рашады всегда настаивали, чтобы он пожаловал к ним на рождественский обед, который довершали нарядно украшенная елка и рождественские песнопения. «Право, Эм-Джей! – воскликнула бы жена Рашада. – Ты помнишь, что я из Калифорнии?»
Куда ушли те дни? И никогда уж не вернутся. На Рождество он всегда сидел за столом в одиночестве.
Зазвонил красный телефон. Пейтон быстро поднял трубку:
– Да?
– Он сумасшедший! – завопил в трубке голос Калейлы. – Я имею в виду, что он чокнулся!
– Он бросил тебя?
– Что за чушь! Он хочет увидеться с Боллингером…
– Зачем?
– Хочет втереться в доверие. Ты можешь поверить в это?
– Мог бы, если ты станешь высказываться хоть немного конкретнее.
На другом конце провода явно пробовали телефонную трубку на разрыв и слышался обмен крепкими словечками.
– Митч, это Эван.
– Я понял.
– Я собираюсь в логово.
– К Боллингеру?
– Я проделал то же самое в Маскате.
– Можно выиграть в одном месте и проиграть в другом. Однажды успех, дважды поражение. Эти люди играют круто.
– Так же, как и я. Я достану их, я расколю их…
– Что ж, мы будем постоянно следить за тобой.
– Нет! Это должно быть сольное выступление. У них есть то, что ты называешь аппаратурой. Повсюду «жучки» и скрытые камеры. Буду действовать самостоятельно. Смысл моей игры будет заключаться вот в чем – пусть поверят в то, что меня можно заставить уйти из политики.
– Это противоречит тому, что они видели и слышали о тебе. Не сработает, Кендрик. Вот что я хочу сказать.
– Сработает, если я им кое-что поведаю.
– Что именно?