Сердце болезненно сжалось. Я вспомнила фотографии в журнале. «Да, Мила, ну ты и умница. Наверное, именно из-за того, что Роберт тебя так любил, ты решила от него избавиться! Наговорила кучу гадостей, которые были продиктованы детскими обидами. Страхами. Неуверенностью. Сиюминутными опасениями, которые можно легко отогнать, если рядом – любимый».
– Пойми, – горячо заговорил отец, прерывая мой сеанс самобичевания, – я не желаю тебе такой жизни, какой живу сам! Ты будешь несчастна там, я это точно знаю! У них очень жесткие методы! Ты будешь делать лишь одно – подчиняться приказам! А это ужасно, по себе знаю.
– Пап, о чем ты? – попыталась я угомонить отца. – Расскажи, пожалуйста. Ну, что плохого в том, что Ясные поддерживают мир во всем мире? Это же здорово!
Отец энергично потряс головой, снова забегал по комнате, резко остановился и сказал:
– Это наше прямое назначение. Поэтому мы здесь и существуем так давно. Мы работаем хорошо – отцы и матери исправно создают новых Ясных, если необходимо. Бойцы тоже молодцы – защищают людей от постороннего влияния. Все понятно. Только ты никогда не задумывалась, за чей счет все это существует, и даже процветает?
– Задумывалась, – честно призналась я, – и пришла к выводу, что в этом мире Ясные очень неплохо устроились. Один Роберт Стронг чего стоит! Знаменитый актер, который получает за каждую роль в Голливуде не меньше десяти миллионов долларов! Или вот ты. Дела идут, на жизнь не жалуешься. Две машины, квартиры тоже две, дом за городом, шале в Швейцарии. Тебе что, сложно было все это заработать? Не думаю. Ведь ты – Ясный.
– Доченька, – произнес отец, глядя на меня с жалостью, как смотрят на дурачков, перепутавших рояль и унитаз. – Доходы Стронга ничтожно малы по сравнению с тем, сколько зарабатывает сама структура. У нее аппетиты знаешь какие? Не знаешь. Или ты думаешь, они удовлетворятся процентом с нашего заработка? Да им даже не интересно, сколько мы получаем в этом мире! У них – другой масштаб!
– И чем Ясные еще занимаются?
– Всем, что приносит доход. Оружием, наркотиками, нефтью. Да, многие из нас просто исполняют свои обязанности, как это делает Роберт. Он прирожденный воин. И если ему приходится выполнять приказ, он не переступает через себя. При его способностях и связях он, счастливый, делает лишь то, что ему нравится. А еще – он талантливый актер, что бы он сам об этом ни говорил. И ему позволили сниматься в кино, продюсировать фильмы. Не жизнь, а сказка! Только, поверь мне, что у тебя жизнь будет совсем иной. Тебя будут использовать. Ты станешь приманкой, а иногда и подстилкой для богатых и влиятельных господ. И отказаться выполнить приказ ты не сможешь. Никакой Роберт тебя уже не спасет, пойми! У него попросту не будет на это права.
Отец говорил то же, что и Роберт. «А я сказала ему, что страстно желаю оказаться под каким-нибудь арабским шейхом. Вот дура!» Только сейчас до меня дошел весь идиотизм моего поступка. Ну что ж, теперь Роберт женится на девушке своей мечты, мое сердце разбито, так мне и надо.
– Что же делать? – прошептала я одеревеневшими губами. – Я не хочу… так.
– Я не знаю, что тебе делать, – вдруг неожиданно тихо ответил отец, – только ни в коем случае не пей из чайника, в нем яд. Я его подсыпал, пока мы поднимались по лестнице.
Я отшатнулась от него, как от бешеной собаки.
– Мне приказали. Сегодня. Раз у Спектров ничего не вышло, значит, у меня получится, – говорил отец, явно повторяя чужие слова.
– Как же так, папа?
– Они сказали, что сегодня же надо все решить, больше ждать нельзя. Опасно.
– И почему ты не сказал о чае раньше? Я бы попила, просто увлеклась разговором.
Отец, словно не услышав моего вопроса, сказал:
– Они пообещали, что все будет так же, как с Робертом тогда, в восемьдесят шестом. Все пройдет хорошо. Сказали, если это сделаю не я, они попросят кого-нибудь другого, и тогда исход будет неясен. А я, мол, отец… Я постараюсь, сделаю, как надо…
– А Роберт обо всем этом знает? – прохрипела я, пытаясь сглотнуть комок, который возник у меня в горле.
– Нет, наверное. Он давно пропал. По-моему, снимается в Америке, в очередном крутом боевике. Я думаю, отец позаботился о том, чтобы любимый сын ничего не узнал, пока не пришло время.
– А может, ему просто все равно, – рассеяно сказала я, – знаешь, пап, мы ведь с ним расстались.
Отец молча подошел к трюмо и взял злополучный чайник. Осторожно, чтобы не расплескать, он понес его в ванную, и я услышала, как он выливает содержимое посудины в унитаз.
– Жалко, на меня этот яд не подействует, – сказал он, возвращаясь, – знаешь, Мила, ты всегда была моим самым любимым ребенком. Помни об этом. Наверное, я слишком глуп, чтобы помочь тебе. Я не понимаю, что тебе нужно делать. Зато я хорошо чувствую, что делать мне. Такая жизнь порядком меня достала, и поэтому я хочу уйти. Конечно, это будет не так просто, но я знаю один способ.
С этими словами он стремительно выскочил из моей комнаты и стал торопливо спускаться вниз по лестнице.