Миссия на Маврикий

На утреннем совете собравшиеся капитаны судов и старшие армейские офицеры обсуждали план вторжения, разработанный Джеком и полковником Китингом. Мольбы генерала Аберкромби и его штабных не спешить, были решительно отвергнуты адмиралом лично. Генерал выглядел удивленным и даже уязвленным, этот тучный пожилой джентльмен, набычась, взирал глазами навыкате как бы сквозь своих визави, не понимая – что случилось? Но после сорока пяти минут повторения своих замечаний он вынужден был сдаться под напором адмирала, и план был принят в практически неизменном виде, хотя и без особой радости. Через полчаса флагман с хорошим верхним бризом вышел в море и направился к северной оконечности Маврикия – к Флэт Айленд и пляжам за Порт-Луи.

Завоевание Маврикия началось ни шатко ни валко, полки совершали марши и контрмарши совершенно как по учебнику, радуя генеральские сердца на обоих сторонах, солдаты истекали потом, но не кровью. Высадка прошла гладко, без противодействия, и теперь перед генералом Декэном встала нерешаемая задача. Его многочисленные милицейские части оказались бесполезны – многие ополченцы успели прочитать плакаты Стивена и прокламации губернатора Фаркьюхара, и их куда больше волновало возрождение их задушенной торговли, чем судьбы империи Бонапарта. Ирландские подразделения оказались ненадежными, а регулярные французские полки были чересчур малочисленны – соотношение оказывалось пять к одному не в их пользу, флот же его был блокирован превосходящими силами и бездействовал.

Единственным, что оставалось французскому командующему, было пытаться сдерживать продвижение Аберкромби до тех пор, пока тот не оценит его сопротивление, как достойное и не предложит ему и его людям в Порт-Луи достаточно почетных условий капитуляции.

В этом он преуспел, Аберкромби особенно хвалил отступление двух его фланговых батальонов в ночь на вторник, отошедших в полном порядке с Тьер Руж и Длинной Горы, причем им дважды пришлось перестраивать фронт. «Вот это – настоящие солдаты!» – воскликнул генерал.

Пока совершались все эти ритуальные военные танцы, эмиссары сторон сновали туда-сюда, и, хотя Порт-Луи все еще номинально оставался французским, Стивен Мэтьюрин зашел в тамошний военный госпиталь без обычных маневров. Там он обнаружил сидящего на веранде Мак-Адама.

– Как наш пациент нынче утром? – спросил он.

– Ох, ночь прошла спокойно, благодаря вашей настойке, – удовлетворения в голосе Мак-Адама, однако, не ощущалось, – и с глазом чуть получше. А вот шея меня беспокоит – струпья, струпья и опять струпья, и сегодня выглядит так же жутко, как и до этого. И он во сне дергает повязку. Доктор Мартин предлагает зашить рану, стянув неповрежденную кожу вокруг.

– Мартин – дурак. А с артериальной стенкой мы что делать будем, а с отслоениями тканей? Вот и остается: чистые перевязки, успокаивающие и никакого беспокойства – дабы физическая сила организма присутствовала в изобилии. Как его настроение?

– Неплохо сегодня. И он спал с моего раннего обхода.

– Замечательно, замечательно. Тогда нам, конечно, не нужно его беспокоить: сон – лучшее лекарство для него. Я вернусь как-нибудь днем, приведу коммодора. У него письмо от леди Клонферт, доставленное с Мыса, и он хотел бы доставить его лично и сказать Клонферту, как флот оценил его героическое сопротивление на «Нереиде».

Мак-Адам фыркнул и скривился.

– Думаете, не стоит? – осведомился Стивен.

Мак-Адам почесался: у него не было ответа. Клонферт был очень странен в эти дни, он не разговаривал со своим врачом, не открывался ему более, а только молча слушал отдаленную канонаду час за часом.

– Пожалуй, было бы лучше, если б вы зашли за несколько минут до этого. Мы бы посмотрели на его состояние, и, если он не будет чересчур возбужден, коммодор мог бы с ним повидаться – великодушно согласился старый доктор.

И тут же, дабы скомпенсировать этот приступ доброты, брюзгливым голосом спросил:

– Ну что, ваш Великий Обри, чую, уже ступил на землю острова, как Господь во славе своей? Как там дела, не поведаете?

– В основном как и предполагалось. Мистер Фаркьюхар уже высадился с «Оттера» и, ручаюсь, капитуляцию подпишут еще до обеда.

Они поговорили о других раненых с «Нереиды»: некоторые шли на поправку, некоторые стояли на пороге смерти. Юный Хобсон, помощник штурмана, которого просто-таки кастрировало осколком в конце битвы, переступил этот порог нынче ночью, возможно, к лучшему. Стивен кивнул и некоторое время рассматривал двух играющих гекконов на стене, слегка прислушиваясь к Мак-Адаму, рассуждавшему о словах французского хирурга о «невозможности спасти пациента, если жизненные силы оставили его». После долгой паузы он произнес: