Но мне правда стало интересно. Как никогда хотелось прислушаться к совету папы, а именно – забыть о голосе разума, забыть о том, что завтра нам обоим необходимо идти на занятия, а родители будут беспокоиться и ни за что не разрешат, если я прямо попрошу у них отпустить меня… Но внезапно мне действительно так сильно захотелось не думать об этом! Я сама не поняла, как у него получилось это, но за такой короткий промежуток времени Фил заставил меня изменить своё решение, убирая куда подальше ответ «Не знаю», являя на поверхность твёрдое «Я согласна!»
«На какой период ты хочешь сбежать?» - не выдержав, написала ему я, понимая, что если раньше у меня ещё были пути к отступлению, то после такой слабины с моей стороны их уже точно не будет.
«Как придётся. Зависит ещё и от тебя, ведь прежде всего это ты будешь этой ночью выползать из дома».
Говорит так, будто я уже согласилась, хотя я не припомню за собой такого. Нравится мне этот парень.
Мы переписывались до часу ночи, обсуждая детали нашей вылазки. Можно было бы и созвониться, что значительно упростило бы ситуацию, но я боялась своими разговорами разбудить родителей, которые, судя по тишине в доме, нарушаемой только звуками работающих электроприборов, давным-давно заснули.
Мне не нравилось то, что я делала. Мне не нравилось то, что я позволила себе так легко согласиться, будто за таким моим решением не последует никаких последствий, а ведь это не так. Люси будет первой, кто спустит с меня три шкуры, когда я вернусь. И будет хорошо, если я вернусь сама, а не меня приведёт обратно в дом наряд полиции, заботливо отправленный мамочкой на мои поиски. И не стоит забывать о Роберте. Каким бы хорошим он ни был, будет счастье, если после этого он вообще разрешит мне видеться с Филом.
Собирая вещи в небольшой пакет, который порекомендовал мне приготовить Гардинер, чтобы потом сложить всё в его рюкзак, я думала, что лучше положить всё на свои места и лечь спать. Побег. Это ничто иное, как побег из дома! Да у меня никогда и в мыслях ничего подобного не было! Всякий раз, когда мои сверстники обсуждали желание поскорее выбраться из душащего родительского особняка, я жила себе спокойно и думала, что же мама приготовит на обед. И вот теперь я, Кэтрин Моллиган, отличница, хорошая девочка (по словам окружающих, которые не в курсе, какой у меня на самом деле ужасный характер), готовящаяся к поступлению в престижное учебное заведение, собираю вещи для побега со своим парнем. Идеально.
Дрожащими руками я написала родителям записку о том, что со мной всё действительно в порядке, а сама я буду отсутствовать несколько дней, где – сама не знаю, но определённо будет всё хорошо… Фил ведь со мной. Это ведь должно было их успокоить, да? Боюсь, что нет. Я бы своему ребёнку голову открутила, честное слово.
Этой маленькой бумажке предстояло оказаться на холодильнике, чтобы мама, которая первым делом утром идёт на кухню, дабы готовить завтрак, тут же увидела её. Я так боялась разговора по возвращении, а ещё больше боялась, что не удастся выскользнуть из дома незамеченной. Именно поэтому, дожидаясь сообщения от Гардинера, я сидела в практически тёмной комнате, освещаемой лишь ночником, стараясь даже дышать тише. Мне казалось, что родители могут проснуться в любую секунду.
Около половины третьего Фил сообщил мне, что приехал. Я напряглась. Теперь нужно было действовать мне, причём самостоятельно, а этого ой как не хотелось. Дрожа всем телом, я подхватила увесистый рюкзак, в который постаралась сложить вещи на все случаи жизни, и направилась к двери собственной комнаты. Оказавшись уже в коридоре, напряжённо вздохнула, прислушиваясь. Все спали. Первая точка своеобразного квеста пройдена.
На носочках подошла к лестнице, проклиная порой поскрипывающие половицы. Почему я никогда не замечала этого, проходя здесь каждый день? Даже лестница издавала неприятные скрипучие звуки при каждом моём шаге, отчего казалось, что сердце нет-нет, да и выскочит из груди. Последний раз я была так напряжена, когда больше года назад оказалась совершенно одна в лесу, упав с обрыва в лагере. Но тогда меня ждала, как максимум, встреча с диким животным, а моя мама страшнее их всех вместе взятых будет, если её разозлить.
После того, как я с горем пополам добралась до кухни и закрепила магнитиком записку, вздохнула с облегчением. Осталось только выйти из этого дома и поспешить к Филу. Осталось совсем немного.
Однако именно этот самый короткий промежуток оказался самым ужасным. Трижды я натыкалась на какие-то предметы мебели, расставленные по дому подобно ловушкам, а дважды едва удержала папин огромный зонт джентльмена, как он сам его называл, который так и норовил грохнуться на пол. Я даже не стала надевать свой пуховик в доме, боясь задеть что-нибудь, а потому выскользнула за дверь, как можно тише запирая её, а там уже оделась. Облегчённо вдохнув холодный воздух, буквально обжёгший мои лёгкие, я, чувствуя облегчение в душе, посмотрела на свой дом, впервые видя его таким… неживым. Ни единого проблеска света.