Вилайлай опять перевернула уже почти зажарившиеся кусочки мяса и с тревогой взглянула в сторону, куда ещё до заката ушёл её сын. Днём закончились последние запасы питьевой воды и недавно вернувшись с охоты, Лайт вызвался пополнить эти запасы, для чего направился к горному ручью, что располагался не так далеко от их текущей стоянки.
Даже если считать, что он не сильно торопился в дороге, на что-то отвлекся, он всё равно уже должен был вернуться и в груди заботливой матери зародились нотки беспокойства. Она мысленно отругала себя, что не сходила за водой сама или не пошла вместе с сыном, но он сам настоял на том, чтобы пойти одному. Он уже взрослый. Быстро сходит и вернётся. А ей дал задание приготовить вкуснейшее блюдо из принесённых им птиц. Время прошло, мясо было уже готово, а Лайт всё не возвращался.
Ещё немного подождав, эльфийка завернула мясо в ткань и спрятала в свою почти опустевшую за время путешествия походную сумку. Она позаботилась, чтобы с большим трудом добытый сыном ужин не растащили мелкие лесные зверьки и решительно поднялась на ноги, чтобы отправиться в сторону родника. Прибавить шагу её заставили странные звуки, доносившиеся с той же стороны, но намного ниже по склону.
Там словно верещал раненный стрелой полумесячный детеныш вепря. Вилайлай продолжала двигаться к ручью, не обращая внимания на странный визг, пока он не стал казаться ей всё более странным и знакомым. Сердце матери замерло от ужаса, когда в этом отчаянном визге она вдруг распознала оттенки голоса её сына. Он мог кричать так, если бы его горло было сдавлено чьей-то удавкой. Лайту просто не давали нормально позвать на помощь.
Вдруг, вопль резко оборвался. Колени Вилайлай сами подкосились от ужасного предчувствия. Она упала на землю от шока, после чего опять резко вскочила на ноги и раздирая плащ и кожу под ним о сучки встречных деревьев, хищной птицей слетела вниз со склона в сторону, откуда услышала жалобный вопль в последний раз.
Горе матери не знало границ, когда в низине, куда стекал тот самый горный ручей она увидела четверку охотников, окруживших лежащее на земле тело её хрупкого сына.
— Лайт! — надрывно выкрикнула эльфийка и не обращая внимания на хлещущие её по лицу и телу ветки, вскоре поравнялась с нависшим над Лайтом мужчиной. Врезавшись в него на большой скорости всем телом, она отправила рослого бугая в полет. Пролетев десяток метров, он с грохотом приземлился на спину, раскидывая сложенные в горку туши убитых охотниками животных. Поднявшись на ноги, верзила разразился отборной бранью.
Обескураженные неожиданным нападением незнакомца, товарищи крепыша отступили на несколько шагов, выхватив из-за пояса охотничьи кинжалы. Но на этом эльфийка прекратила атаку и склонилась над связанным по рукам и ногам Лайтом. Она вспорола ножом кожаные ремни, стянувшие его запястья и лодыжки, перевернула его на спину и только после этого заметила, что его грудь и лицо залиты кровью. Кто-то из этих злодеев отрезал его нежные, длинные уши, но самое ужасное состояло в том, что Лайт совсем не реагировал на трижды произнесенное Вилайлай заклинание лечения. Он не открыл глаза, не пришёл в себя.
Трясущимися руками женщина освободила из пояса и задрала вверх его рубаху и увидела след от укола кинжалом прямо в область сердца. Убийца заколол её сына, как какую-то пушную зверушку. Лайт кричал от боли, когда ему зачем-то отрезали уши. Эти сдавленные крики она и приняла за визг поросенка. Они были резкими, неприятными, раздражали мучителя, и он просто убил его, чтобы тот не шумел.
— Чего тебе здесь надо, чужак? — обратился к Вилайлай отброшенный ею здоровяк, по всей видимости главарь отряда охотников, в темноте не разглядевший в коротко стриженной женщине в повязке, скрывающей уши, женщину и представителя эльфийского народа.
— Что мне надо? — выдержав долгую паузу, тихим, безжизненным голосом повторила женщина.
Она не повернулась к собеседнику, и далее повела себя очень странно. Обнаружив смертельную рану на груди лежащего перед ней карлика, она низко склонилась над ним, и коснулась губами его лба, затем медленно, качая головой, отстранилась и трясущейся рукой, едва касаясь кожи кончиками пальцев, мягко погладила окровавленную грудь возле колотой раны, словно утешая ударившегося коленкой ребенка.
— Что мне надо? — повторила она, прошипев сквозь стиснутые до боли челюсти, — я хочу знать, кто его убил.
— Этот гоблин мой. Я его поймал и награда тоже будет моя, — не понимая, что подписывает себе смертельный приговор, с угрозой в голосе заявил здоровяк, похлопав себя по груди.
— А уши ему тоже ты отрезал? — из последних сил сдерживая бушующий внутри гнев, продолжала расспрашивать женщина, медленно поднимаясь на ноги.
— Я. Такое требование гильдии. Надо принести доказательство убийства твари.
— Можешь отдать мне уши?