Миссия России. Искупление и Победа

В один из прохладных осенних вечеров первой трети октября в Царицыно перед выходом на южное направление недалеко от вокзала и депо под парами остановился воинский эшелон (следовавший на Тулу или Мценск). В тот час и случился массированный налёт немецкой авиации, запомнившийся всем местным жителям, о котором они рассказывали потом многие годы спустя уже своим детям и внукам, родившимся после войны. Стонала сирена. Тяжкий гул моторов тяжёлых бомбардировщиков давил округу. Земля содрогалась от разрывов авиационных бомб. Дымил и занялся пламенем большой элеватор в Бирюлёво. Горел хлеб, и сладковато-горький, печёный запах горелого зерна висел в воздухе. Где-то около старинного парка, гавкая, била пока ещё единственная зенитная батарея, словно верная, но небольшая добрая дворовая собака, защищавшая и охранявшая дом. Тёмное небо озарялось неяркими разрывами зенитных снарядов.

И вот один немецкий ас спикировал и всё же попал зажигательной бомбой прямо во второй от паровоза грузовой вагон того эшелона. Часовой из охранения у головы состава только и успел проорать:

– Тревога! Караул в ружьё! Второй вагон горит!

И с тем со всех ног побежал от паровоза в сторону депо вдоль состава. Была тому причина! Караул, что был в эшелоне, мигом слетел с вагонов вместе с начальником караула. Всё охранение словно ветром сдуло. Второй вагон мгновенно охватило ярким пламенем. Загорелось брезентовое покрытие и деревянные стенки вагона. Увидев это, начальник караула остановился, схватился за голову и следом достал ТТ, чтобы пустить себе пулю в висок. Паника быстро охватила десятки людей на вокзале и на привокзальной территории. Машинисты, оставившие паровоз, железнодорожные рабочие, обслуга вокзала, стрелочники, ремонтники, караульные побежали в разные стороны – подальше от эшелона.

– Ой, рванёт, рванёт сейчас, костей не соберешь! Бяги! Бяги, ребяты! – истошно орала немолодая стрелочница.

Услыхав крики, из депо выбежал одетый в форму железнодорожника коренастый седоватый мужчина лет сорока. Это был один из машинистов Курской железной дороги, живший в Царицыно. Он случайно зашёл в депо к своему дружку-ремонтнику, чтобы пропустить по стакану после тяжёлой смены. Увидав, что ярко полыхает второй вагон, и услыхав, что надо немедля уносить ноги, иначе «рванёт и костей не соберёшь», он бросился ко второму вагону. Это был человек неробкого десятка, имевший к тому времени уже семерых детей. «От молодых ногтей» – с четырнадцати лет, ещё «с царского прежима» прошёл он хорошую трудовую школу, стал рабочим и крепко знал своё дело. Знал и сцепку вагонов. Мгновенно смекнув, чем нагружен состав, он быстро расцепил второй и третий вагоны. Перекрестился. Метнулся к паровозу. Благо тот стоял под парами. Забрался в машинное отделение, дал сильный гудок и пустил паровоз по железной дороге на юг в сторону от станции.

– Васька! Василий! Прыгай, дурило! Вася, дружочек! – кричал во след гудевшему паровозу и машинисту его друг – ремонтник из депо.

Василий разгонял паровоз всего две с половиной минуты. Гнал подальше от станции и молился Христу-Спасителю. Знал, что Господь не выдаст, а оставит живым или сразу заберёт его, раба своего, в Царство свое. Он даже успел сбросить скорость паровой машины и спрыгнул всего за полминуты до того, как разорвались первые снаряды второго вагона. Всех этих трёх минут хватило на то, чтобы паровоз и два вагона ушли от станции на два километра. Второй вагон начал рваться в куски над небольшой речкой Городянкой, что течёт в глубокой низине, а потом уходит в сводчатую трубу под крутой железнодорожной насыпью. Третий вагон рвануло уже за речкой ближе к барачному посёлку железнодорожных рабочих ПЧР. Там пронизанный огнём паровоз ещё потихоньку двигался и тянул за собой разлетающиеся вдребезги вагоны.

В сгущавшихся осенних сумерках по всей округе раздавался такой грохот, полыхало такое зарево, что люди окрестных царицынских улиц и ближних посёлков выбежали из домов и с ужасом смотрели в сторону железной дороги. Там на железнодорожной насыпи над низиной и тихой речкой свирепствовал и извергал тысячи смертоносных осколков огненный факел войны. Войны, докатившейся почти до самой Москвы.

Вместе с младшими доченьками Ниной и Настенькой вышел из дома посмотреть на то, что творится на железной дороге, и ревизор финансового ведомства (бывший военспец Всеобуча) Кирилл Изгнанников. От его дома до полыхавшего рвущегося состава через долину реки было километра полтора-два на юго-запад. Осколки не долетали сюда. Но с горки, по которой проходила улица Пушкина и на которой стоял их дом, было хорошо видно всё. Кирилл был задумчив, крестился и вспоминал годы уже далёкой Гражданской войны, бои в Москве осенью 1917 года. Притихшие, испуганные девчушки прижимались к отцу. Одиннадцатилетняя Нина плакала. Восьмилетняя Настя что-то лепетала и тихонько спрашивала, дергая отца за штанину. Помолчав несколько минут, Кирилл задумчиво вдруг изрёк:

– Над нашим домом свет сияет!