Миссия России. В поисках русской идеи

Так, однажды епископ Иоанн проезжал по Московско-Варшавскому тракту мимо Екимовичских лесов и пожелал побывать у старца-пустынника, о котором так много слышал. Правда, представиться решил простым монахом. Дорофей к тому моменту ослеп, но сам назвал сан своего гостя и попросил благословения. Епископ раскаялся в том, что хотел ввести старца в искус своей ложью.

Сергей Николаевич Шупинский, богатый помещик, чьи земли раскинулись по соседству с пустынью, хотел последовать примеру отца Дорофея и стать отшельником, так как очень почитал его. Даже переселился в те места, построил себе келью – но длился этот порыв недолго. Шупинский вернулся к прежней светской жизни. Потом он и Брейер спорили по поводу того, на чьей земле положено захоронить мощи старца, и в результате, по благословению преосвященного Антония, отец Дорофей был погребен в усадьбе Шупинского возле домового храма помещика.

Лес, в котором жил отшельник, не сохранился, его вырубили, и только простой деревянный крест долгое время отмечал место, где стояла келья.

Большая часть братии переселилась в Оптинский скит. Их и там ожидало много тяжелого труда: чтобы выстроить кельи, нужно было валить вековые сосны. И все же храм, поставленный переселенцами во имя святого Иоанна Предтечи, стоит и теперь!

В 1825 году отца Моисея назначили игуменом. Через четыре года он пригласил поселиться в скиту отца Леонида с его учеником, отцом Макарием, – и подчинялся ему во всем, хотя и был настоятелем всей Оптинской пустыни.

С отца Леонида и началось легендарное оптинское старчество, к которому потекли уже миряне разных сословий со всей России. Эта стало особенностью именно Оптиной – местные старцы все были духовными руководителями мирян. Окормляли лично и через переписку. Тысячи паломников направились в Калужскую губернию, в Оптин монастырь.

Об отце Леониде, который ввел этот уклад, скажем особо.

Духовную науку старчества он воспринял от старца Феодора, который был прямым учеником Паисия Величковского. Леонид вначале был купцом, а потом постригся в монахи. Вместе с Феодором они ушли в глухой лесной затвор – интересно, что все отцы старчества проходили это период! Но там они не нашли покоя. Люди текли к ним сюда, несмотря на удаленность места и суровую чащу. Так началось скитание монахов. Они ушли сперва на север, в глухой скит Валаамского острова, но и там их настигали. Настоятель Валаамского монастыря написал даже жалобу местному епископу, что вот, дескать, пришли к нам на остров с каким-то учением, смущают народ. Монахи снова ушли, на этот раз – в Александро-Свирский монастырь.

После кончины своего учителя в 1822 году Леонид решил удалиться с несколькими учениками в уединенный скит. Тогда-то они и узнали, что в его родной Оптиной, где он когда-то 30 лет назад постригся в монахи, такой скит теперь открылся. В 1829 году отец Леонид вместе с шестью учениками переехал в Оптину.

Его келья стала новым духовным центром России. Но толпы народа, стекающиеся сюда, смущали местную братию – некоторые монахи считали прозорливость ересью, другие возражали против задушевных бесед монахов «великой схимы» с мирянами и даже женщинами. В епархию был послан рапорт. По приказанию Калужского епископа старец Леонид должен был оставить скит, поселиться в монастыре и жить совместно с братией. Отец Леонид подчинился. Но запрет принимать мирян не смог разлучить старца с толпой, приходящей к нему со всеми своими скорбями.

Однажды настоятель Моисей, проходя мимо кельи отца Леонида, увидел вокруг стоящего у двери старца толпу посетителей. Настоятель осторожно напомнил Леониду о воле епископа. Старец, указывая на лежащего у кельи калеку в параличе, ответил: «Посмотрите на него, он живой в аду, я могу помочь ему. Господь прислал его сюда для покаяния, чтобы я открыл ему его грехи». Настоятель упорствовал: «Его высокопреосвященство грозит вашим арестом». А отец Леонид возражал: «Ну и что ж? Хоть в Сибирь меня пошлите; хоть костер разведите, хоть на огонь поставьте, я буду все тот же Леонид. Я к себе никого не зову, а кто приходит ко мне, тех гнать от себя не могу».

Отца Леонида переселили в другую келью, подальше от монастырских ворот, чтобы лишить его какого бы то ни было контакта с народом. Но когда он направлялся в храм, его ждали толпы. Люди вокруг него теснились, падали перед ним на колени, лобызали края его одежды. Ожидали новых мер против старца. Говорили даже об отправлении его в отдаленный монастырь на Белом море – Соловки[91].