Миссия в ионическом море

Офицер, по счету третий, рискнул возопить,
О благородный вождь, молю, не надо торопить!
(- Мне посчастливилось нести ту вахту, сэр, - мимоходом пояснил он Джеку.)

Этот третий сказал, - попомните, сэр,
С должным почтением, прошу, послушайте мой пример,
И ваш собственный опыт подобных шагов
Ведет к крушениям у крутых берегов.
Ведь на песке лежащие пушки тверды как скала,

И днище корпуса пробьют "на ура",
И вот задувает ветра порыв,
Что сделает невозможным "все к шлюпкам" призыв.

"Всем стоять" - отважный капитан команду отдал, 
"Ветер в лоб", - и экипаж марсели вновь распускал,
Паруса обстенили в ожидании ветра дуновения,
Узри ж поразительный знак Провидения!

Несмотря на правила, послышался гул одобрения, что корабль снялся с рифа, потому что из стихов Роуэна, да и его личного присутствия среди них, следовало, что "Кораджес" снялся с рифа, но также отчетливее прозвучал скептицизм по поводу слов, сказанных третьим лейтенантом своему капитану, поскольку Уилкинсон слыл джентльменом вспыльчивым, и Роуэн это почувствовал.
- Слова о "благородном вожде" - дань поэзии, ну, вы понимаете, - заметил он.

- Не думал я, что ты уложишься в срок, - удивился Пуллингс, - осталось не более трех песчинок. Следующий.

Моуэт глотнул портвейна и слегка побледнел.
- Я прочту фрагмент кое-чего эпического в трех песнях, о людях, плывущих в этих водах, или, если точнее, несколько к осту, около мыса Спадо.

Их настигло ненастье, марсели свернуты, брам-реи спущены на палубу, нижние паруса зарифлены - вот какова ситуация. Но этому предшествует сравнение, польщу себе, сравнение, которое лучше даст описание места:
Теперь на север от Африки берегов знойных,
Где курс пересекла их стая дельфинов свободных, 
но, сомневаюсь, что мне это удалось, и может показаться немного странноватым без объяснения, но, так или иначе, начну отсюда. - Он кивком дал Пуллингсу знак перевернуть часы и, не отрывая взгляда от падающего песка, глухим стенающим голосом начал.

Подброшенный на волне, корабль принимает бури удар,
Страшится мести и врага давнего чар,
Как гордый конь в дорогостоящей сбруе во мраке,
Ликуя, дыбится в кровавой драке,
От земли оттолкнувшись, славой блистает,
Он в хороводе битвы кружится и пылает,
Так окутанный гордыней кричащей,
На волне танцует корабль дрожащий.

Моуэт быстро окинул аудиторию взглядом, ища реакцию на своё сравнение, но не увидел ничего, кроме выражения глубокой, вселенской тупости, но это могла быть и маска сдержанности, оговоренная правилами. В любом случае, он поспешил перейти к части, где все ощутили бы себя в своей тарелке.

Все свирепей и свирепей южные демоны ревут,
Все яростнее дыбящиеся волны растут.
Корабль больше не может марсели сохранить,
А надежды на ясное небо давно бегут во всю прыть.
Фалы и булини снова провисли,
Гитовы отданы, и паруса трепещут так быстро,
Марсели на гитовы взяты, и реи брасопят прямо:
Матросы наверх лезут упрямо.

По ветру встали и паруса свернули,
Рей-талями рей затем подтянули.
А по кораблю в это время боцман лихой мчит,
Как хриплый дог сквозь шторм он рычит,
Салаг он быстро поправляет,
Умелых хвалит, а робких ободряет.
Теперь спускать брам-рей принялись:
А также к наветренным бакштагам отправились,
Другие на салингах топрепы закрепляют.

Ловкие моряки из верхних реях бейфуты, стрелы, и брасы убирают,
Затем заводят наверх и к шкивам привязывают,
Занятые парусами вниз по бакштагам соскальзывают.
Вот паруса свернуты, и такелаж убран,
Теперь экипаж может отдохнуть от трудов бранных.

- Но потом становится хуже, - сказал Моуэт, - солнце заходит, - я закат пропускаю, какой позор - я пропускаю луну и звезды -
Но корабль больше не может паруса нижние нести,
Зарифить их - капитана обязанности:
Моряков на палубу зовут - бесстрашных отряд!

Держать, а затем вязать гитовы ждут его команд.
Но он, стремясь бурю разоружить быстрее,
Никогда не возьмет первыми гитовы на подветренном рее.