Миссия в ионическом море (ЛП)

Поведение мистера Сомерса на протяжении девятнадцати дней оставалось предметом для обсуждения на "Ворчестере", даже когда стало понятно, что его ни повесят, ни запорют до смерти, как это с уверенностью предсказывали. Ужасающую сцену пересказывали снова и снова, комментировали и повсеместно осуждали. Её обсуждали даже после того, как фелюга с Мальты привезла трубы, тромбоны, флейты, гобои и фагот, и оратории начали принимать истинный размах; даже после того, как на "Ворчестере" закончилось вино, и матросы перешли на более крепкий и гораздо более популярный грог, с его привычными последствиями в виде намного более частых драк, неповиновения, глупых выходок, несчастных случаев, флотских преступлений и флотских наказаний.

Часть этого времени в кают-компании сохранялась чрезвычайно неприятная атмосфера. Придя в себя на следующий день после своей выходки, несчастный Сомерс чрезвычайно встревожился - написал Джеку униженное письмо с извинениями и просил Стивена походатайствовать за него, пообещав оставить службу, если "этому несчастному случаю" не дадут хода.

Затем, обнаружив, что не предстанет перед трибуналом, Сомерс начал обижаться: говорил своим невольным слушателям, что не потерпит подобного обращения, и его отец тоже не станет, что его семья контролирует семь голосов в Палате Общин, а еще два в Палате Лордов, и что никто не может безнаказанно его третировать. Некоторые его смутные угрозы, казалось, намекали на намерение просить у капитана Обри удовлетворения, вызвав его на дуэль, но слушателей было мало, как и уделяемого ими внимания, и даже его бывшие почитатели искренне обрадовались, когда Сомерс исчез, договорившись об обмене с мистером Роуэном с "Колосса", лейтенантом с тем же старшинством.

Его исчезновение страшно разочаровало тех матросов, что готовились дать свои показания на трибунале. Некоторые из них - старые соплаватели Джека, были совершенно готовы клясться, лоб расшибить о доску, пока их показания не поведут в правильном направлении: суд услышал бы яркое описание яростной атаки высокородного ублюдка на капитана с парочкой пистолетов, абордажным топором, обнаженной саблей, мачтовым клином, вкупе с всевозможными теплыми или патетическими выражениями, использованными сторонами, как Сомерсово ''Чтоб твоё брюхо сгнило, чертов мудило" и Джеково "Прошу, мистер Сомерс, думайте, что говорите".

Теперь, пока не будет готова оратория, все, что им оставалось, чтобы разорвать неизменную монотонность дней, это с нетерпением ждать приближающуюся постановку "Гамлета", хотя, конечно, спектакль, как говорили, был хорош, как медвежья травля в Хокли, с весьма впечатляющей концовкой под сияние бенгальских огней, сколько бы те не стоили.

Отряды добровольцев под командованием трюмного старшины глубоко-глубоко внизу доставали щебень из балласта "Ворчестера" (трудная и очень вонючая задача) для сцены с гробокопателями, а корабельный мясник уже отставил свои бочки в сторону, понимая, что какая бы трагедия не разыгрывалась на одном из кораблей Его Величества, потребуется впечатляющее количество крови.

Роль Гамлета по праву получил старший помощник штурмана, а роль Офелии, очевидно, досталась мистеру Уильямсону, единственному молодому человеку с приемлемым лицом, который мог петь и чей голос еще не сломался, но остальные роли разыграли по жребию, и Полоний достался мистеру Кэлэми.

Он часто приходил к Стивену, чтобы тот его послушал, и убеждал его «не занимать и не давать взаймы, одеваться пышно, но не смешно, богато – не пестро, и не марать руки, со всяким встречным заключая братство" декламируя высоким напряженным монотонным голосом, когда сигнальный мичман сошел вниз с капитанскими приветствиями доктору Мэтьюрину, и если тот не занят, хотел бы показать ему сюрприз на палубе.

Стоял хмурый день с низким серым небом, с зюйд-зюйд-веста налетал дождь, эскадра шла в бейдевинд с тремя рифами на марселях, меняя галсы, чтобы удержаться мористее, но все же на юте царило необычное оживление. Лица Пуллингса, Моуэта и Бондена, стоящих с подветренной стороны, сияли, и тараторили они, будто находились в таверне. С наветренной стороны стоял Джек, заложив руки за спину, покачиваясь на неприятной качке "Ворчестера", глаза устремлены на корабль, находящийся милях в пяти.

- Вот мой сюрприз, - произнес капитан, - иди, посмотрим, что ты о нем скажешь.

На протяжении многих лет Джек, Пуллингс и Моуэт часто дурачили доктора Мэтьюрина по морской части, то же самое, но более осторожно, делали Бонден, Киллик, Джозеф Плейс и множество других моряков, марсовых, мичманов и офицеров. Стивен стал осторожен и теперь, долго вглядываясь, сказал:

- Я не опозорюсь, но при беглом взгляде, скажу, что это корабль. Предположительно корабль военный.

- Я полностью с вами согласен, доктор. А ты не взглянешь в подзорную трубу, может мы узнаем больше?