Миссия в Париже

Москва уже спала. Засыпала она рано: не хватало электричества, и не было керосина для ламп и светильников. Но в Тайницком саду узкая тропинка, протянувшаяся вдоль массивной зубчатой кремлевской стены, была все же слабо освещена, и голые осенние деревья, давно сбросившие летний наряд, протягивали им навстречу из темноты свои осиротевшие ветви. Под их ногами шуршали опавшие листья и служили уютным звуковым фоном к их неспешному будничному разговору.

Объясняя свое опоздание, Фрунзе рассказал Ленину об учиненном ему Троцким обыске.

– Возмутительно! – гневно сказал Ленин. – И что же вы?

– Ничего. Приехал бы он сам, дал бы пощечину. Только, боюсь, это для него – божья роса.

– И все же, не оставляйте это безнаказанным. Напишите в Политбюро, рассмотрим.

– А, может, пусть будет по Евангелию? – с улыбкой спросил Фрунзе. – Насчет второй щеки.

– Думаю, даже для истинных христиан эта заповедь не на все случаи жизни. Возможны исключения.

Они неторопливо шли по дорожке с редкими фонарями, то почти растворяясь в темени, то вновь возникая в очередном световом овале.

– В таком случае, я хотел бы просить вас взять надо мною, точнее, над Южным фронтом некое опекунство.

Ленин удивленно взглянул на Фрунзе. Нахмурился.

– Я не хотел бы иметь дело с Троцким напрямую, – попытался объяснить свою просьбу Михаил Васильевич. – У меня и без него сейчас будет порядочно забот и волнений.

– Трудно выполнимая просьба. Он – Председатель Реввоенсовета Республики. Руководить командующими фронтами – его прямая и непосредственная обязанность, и не в моих правилах в это вмешиваться.

– Ну а если в виде исключения? – испытывая определенную неловкость, спросил Фрунзе. Он пытался избавиться от опеки Троцкого уже хотя бы потому, что ему сейчас, принимая на себя командование этим важным для республики фронтом, придется многое менять, и ломать нечто привычное и устоявшееся. И от Троцкого, проявившего необъяснимое к нему неуважение, трудно ждать понимания, а тем более реальной помощи.

– И в виде исключения – не обещаю. Но попытаюсь помочь вам развязать этот узел.

– Поймите, Владимир Ильич, речь не идет об обиде. Это – второстепенное. В этом случае можно было бы обойтись и пощечиной.

– Тогда в чем же дело? – Ленин пытался докопаться до сути этой не совсем обычной просьбы Фрунзе.

Фрунзе вздохнул, откашлялся, как в школе, собираясь отвечать учителю:

– После совещания я перекинулся несколькими словами кое с кем из командармов. И все они, почти в один голос, жаловались на Троцкого. Частые смены командармов не способствуют хорошему климату в войсках. К примеру, только в одной Тринадцатой армии за последние месяцы он сменил Эйдемана на Уборевича. Замечу, без всяких на то оснований. И еще! Вряд ли вызывает у кого-либо восхищение этот разукрашенный, как свадебный кортеж, бронепоезд Троцкого, который без большого толка носится едва ли не по всей России. Его в войсках называют «царским». Дыма много, а огня нет.

– Слушайте, Михаил Васильевич, вас здесь все считали мягким, покладистым. А вы вон какой задиристый! – удивленно покачал головой Ленин. – Ну-ну! Выкладывайте все. Это интересно.

– Да вы ведь все знаете, – сказал Фрунзе.

– Знаю, – согласился Ленин. – Мне интересен ваш взгляд.

– Хорошо. Напоследок, о пропаганде. В войсках она очень ослаблена, в результате панические настроения там, где для них нет даже малейших причин. Поучились бы у врангелевских агитпроповцев.

Фрунзе замолчал.

– Что я вам хочу сказать, Михаил Васильевич. Это пока что не ваши, это чужие впечатления, – жестко сказал Ленин. – А мне было бы интересно спустя некоторое время услышать лично ваши впечатления. А вдруг они окажутся иными?

– Вряд ли. Это – боль не одного комдива, – не согласился Фрунзе. – Я всех их хорошо знаю, лишнего не наговорят.

– По секрету вам скажу, я почти все знаю, и совсем недавно говорил об этом со Львом Давыдовичем, – сказал Ленин. – Возможно, вынесем вопрос на Политбюро. Это так, попутно. А теперь о деле. Вы ведь правы: частая смена командармов не способствует укреплению боевого духа армии. Но то же самое можно сказать и о смене Председателя Реввоенсовета. Троцкий знает свое дело. А с недостатками, и с его, в частности, надо бороться. Тут вы правы. Тем более, что дело в войне все-таки движется к вешалке. И всяческие перемещения, раздрай в армии не будут способствовать успеху. Надо стараться, чтобы к новому году все завершить. В ближайшее время, надеюсь, заключим мирный договор с Польшей. С Западного фронта снимем часть войск и направим их на укрепление вашего, Южного фронта. И возможно, к новому году и здесь, на юге, сможем завершить боевые действия.

Накануне над Москвой два дня бушевали холодные ветры, они разметали по всему Тайницкому саду сухие осенние листья. На дорожке, по которой они шли, в некоторых местах листья лежали тонким ковром, а затишках их намело целые сугробы.

Ленин наклонился, сгреб целую охапку листьев и озорно, по-мальчишески, обсыпал ими всего себя.

– Осень! Как хорошо! – с тихим восторгом сказал он. – Люблю эту пору. А потом…