Миссия в Париже

– Поели, выпили по три чашки кофе, исправно рассчитались и сидят. Сидят и сидят. Подумал, может, кого-то ждут. А потом зашли ажаны. Двое. Тоже выпили по чашке кофе. Но как-то торопливо. И вышли в гардеробную. Том все и началось.

– Сразу драка?

– Нет. Сперва с Раймоном поспорили. Ажаны хотели заглянуть в вещи посетителей, ну, тех, которые кого-то ждали. Устроить что-то вроде обыска. Книжечки свои показали, мол, «имеют право». Раймону все это не понравилось. Он только недавно из тюрьмы и, сами понимаете, пока еще не очень любит ажанов. Он сказал: вон сидят клиенты, с их разрешения делайте что хотите, а пока, дескать, я их вещи охраняю. А ажаны сказали, что у них есть подозрение, и они хотят убедиться. Ну, Раймон и убедил их, что в чужих вещах без спросу рыться не положено. Таким, знаете, шикарным хуком снизу, под ребра.

– Что за вещи у них были? – спросил Болотов.

– Саквояж.

– Один?

– Я так понял, что один. Может, и еще что-то было, больше никто ничего не упоминал. Ну, я сказал тем двум, что их вещами интересуются ажаны. Они занервничали. Мне-то, в общем, плевать на чужие неприятности, свои не успеваю пересчитывать. Но, с другой стороны, с какого перепугу я буду помогать полиции? И выпустил их через кухню. А сам вернулся в гардеробную, хотел помочь Раймону.

– Там все еще продолжалась драка?

– Орали друг на друга. Тот, которого Раймон уложил в нокдаун, оклемался и тоже стал наседать на Раймона. В гардеробной не особенно развернешься, а они – с двух сторон. Потом один схватил саквояж – и на улицу. Раймон решил, что это вор, и – за ним. И уже почти схватил его, как тот, что бежал сзади, выстрелил в Раймона. Они свернули в переулок, и там запрыгнули в автомобиль.

– Так, может, это действительно были грабители? Переоделись в ажанов и…

– Нет. Автомобиль был черный, полицейский.

– Что с Раймоном? Погиб?

– Ему прострелили ногу. Мы с буфетчиком отвезли его в госпиталь Ларибуассьер. Это тут рядом. А потом еще понаехали ажаны. Они искали тех посетителей, которых я выпустил. Все спрашивали, как они выглядели, куда пошли, особые приметы. Я-то их хорошо запомнил. Но с чего вдруг я стану помогать полиции? Я им сказал: один косой, другой хромой. Пусть поищут, – гарсон засмеялся, обнажив свои большие крепкие зубы. – Вот теперь уже все рассказал, – и, привычным жестом деловито смахнув лежащие на столике франки, добавил: – Я вам тут на целую газетную страницу наговорил. Франков на сто.

– Не считай деньги в чужих карманах, – посоветовал ему Болотов. – До газетной страницы еще кое-чего не хватает.

– Все выложил. Как на духу.

– А про второй саквояж. Куда он делся?

– Вы опять за свое. Не было никакого второго саквояжа. Я все видел: тот бежал с одним, – и, подумав, добавил: – Может, Раймон знает больше?

– Говоришь, он в больнице?

– Дома. Кто нашего брата будет долго держать в больнице?

– Где он живет?

– Положите передо мной хоть сто франков, не скажу. Потому что не знаю.

– Может, хоть фамилию знаешь?

– Фамилию?.. Раймон… Рыжий Раймон. Откликается и просто на Рыжего, – и, словно что-то вспомнив, он бросил взгляд в ту часть зала, где совсем недавно из-за чего-то ссорились четверо парней. – У тех, что там сидели, надо было спросить. Его приятели. Но и они вряд ли что знают. Они ведь не дружат домами. По правде сказать, не у всех у них и жилье есть…

– Клошары, что ли? – высказал предположение Болотов.

– Не знаю. Может, и клошары. До тюрьмы Раймон постоянно водился с этой компанией. Они в основном тут на вокзале промышляют.

– Ну, спасибо тебе, – поднялся Болотов. – Если ты не против, я может, еще как-то зайду, вдруг понадобится что-то уточнить.

Следом за Болотовым подхватился и все время молчавший Кольцов.

– Мне-то что! Заходите! – и гарсон вновь хохотнул, обнажив свои крупные зубы. – Но таксу повышу.

И уже когда они были у самого выхода, он остановил их.

– Подумал, если не скажу, буду потом жалеть, – решительно сказал он. – Вы лучше сюда не заходите. Не надо. Вас ищут, или, может быть, тех поляков. Ажаны по три раза на дню заходят и все спрашивают, не интересовался ли кто саквояжем? Я так думаю, никакие вы не корреспонденты. Я тех хорошо знаю, они у нас тут часто пасутся. И все же, вы отчаянные парни. Или сумасшедшие дураки. Чем вы занимаетесь, не мое дело. Но мне будет жаль, если вы окажетесь в тюрьме. Вы играете с огнем. Не надо. Он может сильно вас обжечь.

И уже больше не оборачиваясь, он ушел в глубину зала, к буфетной стойке.