Вечером Мерц и я поехали в Бричмуллу, где мисс Хьюстон жила с друзьями в саду одного дома. У друзей мисс Хьюстон был небольшой глинобитный домик, в котором они могли укрываться в непогоду, но, как правило, во время этих каникул все жили и спали на открытом воздухе, используя противомоскитные сетки после заката. Я также спал на открытом воздухе, как впрочем, и делал все это время после своего отъезда из Ташкента. Не имея противомоскитной сетки, я был разбужен утром красивым спелым абрикосом, упавшим мне прямо на голову! В целом это была здоровая и идиллическая жизнь, но я жил ею только в течение двадцати четырех часов.
Петров должен был остаться здесь, а я должен был возвращаться в Ташкент, но человек, с которым я должен был отправляться вместе, внезапно уехал куда-то без меня и без объяснения причины. Позже я узнал, как мне повезло, что я не поехал с ним, так как этого человека остановили по дороге, и его самого и его вещи тщательно обыскивались полицией. Вместо него со мной в Ташкент согласился ехать киргиз по имени Мулла Бай, хорошо говоривший по-русски. Я пришел к выводу, что всегда желательно, чтобы во время такого рода поездок рядом был кто-то, кто знает обычаи страны, чтобы объясниться и поговорить с любым, кто мог бы задать неудобные вопросы. Мулла Бай понятия не имел, кем я на самом деле был.
Вечером я вернулся назад в Юсупхану и провел ночь на метеостанции у Мерца. Все посторонние люди уехали, и на метеостанции оставались только непосредственно его сотрудники, отвечающие за метеорологическую работу.
15 июля я вместе с Мулла Баем и тремя другими киргизами переехал мост, который был частично разрушен Осиповым при его отступлении, и мы прибыли в Ходжикент, куда только что с горной станции Чимган прибыло одиннадцать возов с людьми.
Путешествуя вдоль подножья холмов с болотами и затопляемыми рисовыми полями по правую сторону от нас, мы проехали через Кызылкент, Куш-Курган и Карабай и приехали в Сескинату, где одному из моих компаньонов принадлежал большой двухэтажный дом.
Все жители этой части страны были киргизами, и их круглые юрты были разбросаны повсюду среди расположенных на некотором расстоянии друг от друга зданий на сухих участках среди рисовых полей. Киргизские женщины, в отличие от сартских, не закрывались чадрой. Когда они встречают вас по дороге, они складывают руки перед телами и кланяются от талии, опуская свои глаза к земле, и приветствуют вас одним словом «амин». Когда мы приехали в дом моего компаньона в Сескинате, его жена принесла нам чай и хлеб, а он сам лег и стал играть на своего рода мандолине, в то время как его жена сняла с него ботинки и стала массажировать ему ноги.
Поздно вечером прибыло двое красноармейцев, вооруженных винтовками. Я сначала подумал, что они были русскими, но, как оказалось, они были мусульманами, татарами. Моя первая мысль была «Они прибыли за мной? Меня кто-то выдал или я сделал какую-то глупую небрежную ошибку?» Они сначала проявили некоторое любопытство в отношении меня, но это было праздное любопытство. Я объяснил им, что я состою в «Горном департаменте», который направил меня искать железную руду, что я нашел некоторые образцы (здесь я продемонстрировал свой кусок черного камня и компас), но дорога к этому месту было настолько трудной, что нет смысла там работать. Моя повозка сломалась, и эти киргизы взялись довезти меня до места, где я смогу нанять другую повозку, и т. д. и т. д. Мы вскоре подружились. Они стали расспрашивать меня, где я жил в Ташкенте и какую зарплату я получаю. Я был очень доволен своими документами на имя Мунтца, которые ни у кого не вызывали сомнения, и поэтому я показал им свои бумаги и спросил их, требовалось ли им также получать разрешение, чтобы уехать из Ташкента и путешествовать. Они сказали мне, что они нашли предлог, чтобы быть посланными на патрулирование за город, так как в Ташкенте было очень жарко, и они хотели сменить обстановку на несколько дней. Мы втроем спали вместе на веранде — я в середине с этими двумя людьми по бокам. Иногда у меня было чувство, что они меня охраняли.