Миссия выполнима

– Его проблемы, – рявкнул Холландер, – продлятся, по моим подсчетам, еще семьдесят пять часов. Мне же придется заниматься ими четыре года. – Его брови хмуро сошлись на переносице. – Если, конечно, наша страна сможет столько протянуть.

Даже когда Холландер пытался говорить приглушенным голосом, он жутко орал – у него было плохо со слухом.

«И если ты сам сможешь столько протянуть». В последние десять лет у Холландера был согбенный и слезящийся вид постоянного пациента клиники. Но, как и большинство больных людей, он уделял своему здоровью огромное внимание, поэтому не было ничего необыкновенного в том, если бы он протянул лет до девяноста. В таком случае в запасе у него оставалось еще тринадцать лет.

– При всем моем уважении, – громыхал Холландер, – я настаиваю на том, чтобы вы отправились к этому трусливому сукиному сыну и напомнили ему, что я жду его в этой комнате!

От ярости его лицо налилось кровью.

– Сенатор, президент встретится с вами, как только сможет.

Негодование Холландера достигло пика. Несколько мгновений он собирался с силами, с трудом переводя дыхание. Саттертуэйт воспользовался моментом, чтобы быстро вставить успокаивающую фразу:

– Нам всем сегодня приходится нелегко.

Он никогда не был силен в личной дипломатии; президенту следовало поручить это кому-нибудь другому. Однако протокол требовал, чтобы это был, по меньшей мере, член кабинета.

– Сукин сын, – прорычал Холландер и вдруг, уставившисьна потолок, окинул взглядом все четыре угла. – Надеюсь, он меня сейчас слышит. Вы думаете, я не знаю, что вы напичкали эти комнаты подслушивающими устройствами?

Он выжил из ума, с тоской подумал Саттертуэйт. Дряхлый параноик, который, возможно, станет следующим президентом Соединенных Штатов.

Саттертуэйт нервно провел рукой по своей густой шевелюре.

– Сенатор, вы знаете, что я не могу заставить президента встретиться с вами немедленно. Вам это известно так же хорошо, как мне. Но если я могу еще что-нибудь для вас сделать…

– Вот-вот. Расскажите мне, что вы сделали, когда они начали против нас эту войну. Что вы сделали, парни? Или вы, как паршивые хлюпики-интеллектуалы, по-прежнему сидите в своих прокуренных комнатах и болтаете о том о сем?

Бледные глаза Холландера уставились на лицо Саттертуэйта. Его искривленные пальцы извлекли из кармана отполированную курительную трубку. Аккуратно набив ее табаком, он поднес к морщинистым губам чубук. Для того, чтобы раскурить трубку, ему потребовались три затяжки. Он все время оставался на ногах, слишком взбудораженный, чтобы садиться. Пряди седых волос были тщательно зачесаны на макушку; одежда выглядела старомодной и висела на нем, как на манекене.

Брюстер допустил грубую ошибку, послав с этой миссией Саттертуэйта. В глазах старика такой поступок выглядел явным издевательством. Холландер, сам не будучи ни деликатным, ни склонным к размышлению, в других считал эти качества фальшивыми и никчемными. Никто не думает про себя, что плохо разбирается в человеческой натуре; видя перед собой надменного и близорукого задиру и помня Саттертуэйта еще молодым, когда тот не находил ничего лучше, как набрасываться на него с прямыми оскорблениями, Холландер мог сделать только один вывод – Брюстер нарочно подослал к нему Саттертуэйта, швырнув его ему в лицо, как перчатку вызова.

Наверно, у президента не было времени все это обдумать, полагал Саттертуэйт. Но ему самому следовало быть предусмотрительней и отказаться от встречи с Холландером.

Холландер сосредоточенно раскуривал трубку:

– Армию вы послали, это я видел собственными глазами. Но я хочу знать, какой вы отдали приказ.

– Защищать население и официальных лиц.

– Никто не выигрывает войну, ограничившись одной защитой.

– Сенатор, если вы предпочитаете называть нынешнюю ситуацию войной, то первое правило военной стратегии – никогда не делать того, чего хочет от вас ваш противник. – Саттертуэйт наклонился вперед. – Коммунисты тут не замешаны, сенатор. По крайней мере, организованные коммунистические партии. В каком-то смысле можно смотреть на эти катастрофы, как на цепь несчастных случаев или стихийное бедствие, вроде урагана. Это не…

– Молодой человек, я имел честь общаться с самыми выдающимися людьми на этой планете. Многим из них вы не годитесь в подметки, поэтому не пытайтесь меня в чем-то убеждать. Все, что я вижу, когда смотрю на таких типов, как вы, это обыкновенная трусость. Трусость и нерешительность. В ваших глазах я не вижу даже слез по тем доблестным и выдающимся американцам, которых принесли в жертву вашей трусливой политике примирений и уступок.

– Эти слезы стоят в моих глазах, сенатор, но я не позволяю им затуманивать свой взгляд. – Саттертуэйт вдруг почувствовал, что не может больше этого выносить, и, поднявшись с места, направился к двери. – Я узнаю, сможет ли президент вас принять.

– Сделай это, сынок.

В кабинете стояла такая тишина, что было слышно, как поскрипывает ручка президента.