Лайм не слышал за спиной шума, поскольку все его внимание сосредоточилось на Джелиле. Случайно повернув голову, он заметил краем глаза какое-то движение – бесшумно отворилась дверь – и почувствовал, как на черепе стянулась кожа. Он молниеносно перекатился через кровать и упал на пол, после чего услышал хлопок пистолета с глушителем и удар пули в стену над головой. Револьвер уже был у него в руках.
Лайм уперся плечом о стену. Снизу он увидел припавшую к полу скрюченную фигуру и три раза быстро выстрелил из револьвера, одновременно узнавая человека, в которого стрелял.
Это была женщина с усиками. Она застыла с несколько комичным выражением удивления на лице; когда она упала, Лайм бросился к Джелилю.
В руках Джелиля был кривой нож. Он замахнулся им на Лайма.
Лайм парировал удар револьвером. Запястье Джелиля ударилось о железо. Он не выпустил нож, но рука у него онемела, и Лайм, отбросив пистолет, крепко схватил его одновременно за локоть и запястье и резким ударом сломал ему руку о колено.
Он отбросил Джелиля к стене; тот сполз на пол, и Лайм, подобрав револьвер, быстро подскочил обратно к женщине. Взглянув на нее, он понял, что проблем с ней больше не будет, но на всякий случай поднял с пола ее пистолет с глушителем. Подходя к двери, он чувствовал себя, как ковбой из вестерна – Рэндольф Скотт с двумя пистолетами в руках.
В коридоре никого. Стены в гостинице были толстыми, да и жильцы в любом случае не стали бы реагировать на шум: если турист слышит странные звуки в незнакомом месте, то чувствует неуверенность и беспокойство, а не идет искать себе лишних проблем.
Если у Джелиля были в отеле другие телохранители, они находились вне пределов досягаемости звука. Тот, что стоял внизу под лестницей, не слышал ничего.
Лайм запер дверь изнутри и взглянул на Джелиля. Араб сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и держал свою сломанную руку.
Лайм опустился на корточки рядом с женщиной и спрятал один из пистолетов к себе в карман. Он вытащил несколько ворсинок из своего твидового пиджака, положил их на ноздри женщины и сжал ее губы.
Ворсинки не шевелились. Женщина была мертва.
Джелиль начал бормотать какие-то ругательства. Лайм ударил его кулаком в висок; араб с проклятиями рухнул на бок и заорал от боли, когда его сломанная рука стукнулась об пол.
Лайм знал, что телефон в номере подсоединен через коммутатор гостиницы, но все-таки решил рискнуть. Он дал оператору номер Джильямса.
– Это Дэвид Лайм. Я в «Сент-Джордже», комната 2-14. Пришлите команду зачистки. Здесь одна пташка в ауте, а у другого подбито крылышко, нужен медик. Только постарайтесь обойтись без помпы.
Он надеялся, что использование американского сленга может сбить с толку тех, кто, возможно, прослушивает линию. Лайм добавил:
– Распорядитесь задержать дочь Хуари Джелиля Сильвию. Она играет в фильме, который французы снимают где-то в городе.
– Вас плохо слышно. С вами все в порядке?
– Почти. Не заставляйте себя ждать.
Он повесил трубку и откинулся в кресле.
Джелиль пытался сесть, прижимая к себе сломанную руку. Лайм ждал, когда он снова сможет говорить. Лицо Джелиля было искажено от боли, но Лайм знал, что он слышал его разговор по телефону.
Наконец Лайм произнес:
– А теперь расскажите мне об этом французе из Эль-Джамилы.
Джелиль с вызовом ответил:
– Я старый человек, Дэвид. Я немного потеряю, если предпочту молчать.
– Ровно столько же, сколько и все остальные, – остаток своей жизни.
– Вот об этом я и говорю.
Джелиль был реалистом.
О французе из Эль-Джамилы он сказал правду, потому что у него не было причин лгать: он считал, что говорит с покойником. Его слова звучали убедительно, он хотел отвлечь ими Лайма, чтобы женщина могла беспрепятственно подкрасться сзади.
Лайм попробовал другой способ:
– Вы знаете, что этим делом занимаются тысячи людей, даже сотни тысяч. Чего бы вы добились, убив одного меня?
– Многого. Я считаю вас человеком, у которого больше всего шансов их найти.
– Сколько вам заплатил Стурка?
– Не говорите ерунды.
– Я приказал задержать Сильвию.
– Я слышал.
– Вот и хорошо. Просто хотел в этом убедиться.
– Вы ничего ей не сделаете. Я вас знаю.
– Вспомните о том, что стоит на кону, и подумайте еще раз.
Лицо Джелиля исказилось от нового приступа боли; когда спазм прошел, он расслабился и затих. Лайм перезарядил свой револьвер, засунул его в потайной карман и посмотрел на пистолет с глушителем. Это был «люгер» калибра 7,62 мм. Лайм вытащил из него все патроны и спрятал к себе в пальто, потом отбросил подальше гильзу и положил пистолет на кровать:
– Кто это был – ваша мать?
Джелиль пробормотал: «Это не смешно». Лайм снова взглянул на убитую. Ее лицо посерело, под кожей проступили синевато-багровые пятна. Ей было лет пятьдесят. Европейка или полукровка; возможно, одна из «пье-нуар», то есть «черноногих», – французов, которые родились в Алжире.
– Ладно, у вас будет время об этом поразмыслить. А теперь скажите мне имя.