Миссия "Звезда Хазарии" или "Око Кагана"

Завулон бросил презрительный взгляд на Мамеда и резко отпрянул в сторону, надвигая грубый капюшон плаща на голову. Стать пленником Мамеда ему совсем не хотелось. Ничто не предвещало неприятностей в этот день, на него особо никто и не смотрел. Кому интересен бедный несчастный иудей? Длинный мешковатый плащ и стоптанная обувь изменили облик Завулона до неузнаваемости. К тому же при нем не было никакого оружия. Вид бедного иудея, вооруженного саблей, обязательно бы привлек излишнее внимание и вызвал бы ненужные подозрения.

Сделав несколько шагов в сторону, Завулон споткнулся о камень, – длинный подол плаща тоже сыграл свою трагическую роль. Потеряв равновесие, он упал. Быстро поднявшись на ноги, он бросился бежать, расталкивая толпу руками. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что нужно спасаться. Его ругали, пинали, но Завулон ничего не замечал, кроме своих стоптанных сандалий:

– Главное не упасть еще раз!

Его остановила резкая боль. Спину словно рассекли на две части и, задыхаясь, Завулон замер на миг. Все потемнело в глазах и приняло не четкие очертания. Боль снова пронзила его тело. Падая на землю, он обернулся. Знакомое одутловато-обрюзгшее лицо и бегающий взгляд маслянистых глаз надменно смотрели на него.

– Я вижу, ты узнал меня, мудрец! В прошлую нашу встречу, ты был намного смелее!

Плеть снова поднялась над головой Мамеда. Завулон успел закрыть лицо и голову руками, и в тот же миг плеть снова опустилась на него. Окружающие люди больше не смеялись, а лишь с интересом наблюдали за тем, как вновь избранный новыми хозяевами Семендера бывший палач Мамед, а ныне член городского совета избивает кнутом несчастного иудея, и тихо высказывались по этому поводу.

Несправедливость и безразличие окружающих, потрясли Завулона. Он не кричал, хорошо понимая, что в этом городе закон не распространяется на него, и никому ничего не докажешь. Сопротивляться жестокой судьбе было выше его сил. Чей-то низкий голос заглушил гул толпы. Этот голос прозвучал властно и грубо. Люди начали торопливо расходиться, очищая дорогу. Звонкое цоканье конских копыт приближалось, но впавшему от боли почти в беспамятство Завулону было уже все равно, что с ним будет дальше.

На расчищенную дорогу выехал половецкий конный отряд, сопровождавший Кара-Кумуча и Урус хана.

– Будь прокляты эти персы! – процедил сквозь зубы предводитель отряда.

Зычный низкий голос принадлежал именно ему.

– Прочь с дороги скоты! – гаркнул он на тюркском.

Гнедой конь, почуяв гнев хозяина, встал на дыбы, чуть не задев при этом копытами зазевавшегося горожанина.

– Не горячись, Кара-Кумуч, – обратился к нему всадник, ехавший за ним следом, – ты же знаешь, это подлое и трусливое быдло!

Предводитель громко рассмеялся, поправляя висевшую на поясе дорогую саблю. Его роскошная одежда выделялась богатством, а конь – дорогим изысканным снаряжением.

– Как же тут не горячиться, дорогой Урус хан. Ты только посмотри, ни какого уважения к нам. Еще недавно эти люди трепетали, умоляя меня пощадить их!

Кара-Кумуч указал рукой в то место, где палач Мамед в окружении развлекающейся толпы, сводил счеты с несчастным Завулоном.

– Расправа без суда для персов дело обычное.

Урус хан внимательно пригляделся и неожиданно воскликнул:

– О, Тэнгри!!! – пришпорив коня, он быстро бросился вперед.

Спрыгнув с коня, он грубо схватил Мамеда за шиворот и отшвырнул в сторону. Склонившись над Завулоном, Урус хан оторвал от его головы, судорожно прижатые окровавленные руки и взглянул в лицо:

– Алексей!? – непроизвольно сорвалось с его губ.

На какой-то миг Завулон пришел в себя. Глаза их встретились, и он узнал друга…

Урус хан перевел взор с вновь впавшего в беспамятство Завулона и хмуро посмотрел на Мамеда. Дрожа словно осиновый лист, бывший палач, невольно вызвавший гнев половецкого хана, раболепно начал оправдываться:

– Достопочтимый хан! Я член вновь избранного городского совета Семендера. Мое имя Мамед. Этот человек совсем не тот, за кого он себя выдает! Вели заключить его под стражу, и ты узнаешь великую тайну, которую не смог разгадать бывший хозяин этих земель. Недостойный Фархад Абу-Салим, которого вы посадили на кол, долго искал этого человека, но так и не смог выведать истину! Пусть стадо диких ишаков осквернят его могилу!

– Взять его и содрать с него с живого кожу! – отдал распоряжения Урус хан, подоспевшей к тому времени охране сопровождения.

Те в нерешительности застыли на месте.

– Я сказал взять! Исполняйте! – с ненавистью процедил сквозь зубы хан.

– Не стоит так горячиться из-за какого-то нищего, мой дорогой друг! – ложа руку на плечо разгневанного Урус хана, произнес подоспевший Кара-Кумуч. – Этот человек член нового городского совета. Что скажут люди? С него будет достаточно пятидесяти ударов кнутом, раз он вызвал твой гнев. Потом, если останется живым после наказания, пусть выбросят его за городские ворота. Я полагаю, это будет справедливо!

– Я сам стану его пороть! – трясясь от гнева, произнес Урус хан.