Миссионер

— «Невидимая брань»? Знаю, видел на лотке.

— Почитай, там много практических советов, как избежать грехов, как с ними бороться, как сохранять свою чистоту. Вот, смотри! Ты с помощью молитв и покаяния входишь в состояние души, когда «ум во аде». Ты буквально окружен гудящим пламенем. Ты плачешь о спасении. Ты видишь как бы со стороны все свои грехи. Они жгут тебя и кажутся тебе мерзкими, грязными твоими порождениями. Ты их все до одного именуешь и записываешь на листок. Все, которые тебе дано увидеть в себе! Если хотя бы один утаишь или постыдишься записать, чтобы потом вслух произнести священнику — а ведь это действительно стыдно! — вся твоя исповедь насмарку. Можно обмануть священника, но не Бога, властью Которого батюшка грехи отпускает. Но вот ты со стыдом и болью, с плачем и мучением приносишь свое покаяние... Батюшка тебе отпускает грехи. И ты чист, как ангел. Чувствуешь разницу с твоим «Все смертные грехи — мои?»

— Чувствую...

— И теперь тебе во что бы то ни стало надо сохранить чистоту в душе. Но ты ощущаешь, что бесы один за другим пускают в твою душу стрелы греховных мыслей. И здесь ты волен или принять их в свою душу и увлечься ими — или отразить эти стрелы, как щитом, крестным знамением и призыванием Бога Иисусовой молитвой. Вот в этом и заключается наша постоянная война, в которой ты или победитель, или раненый, или убитый. В этой битве у человека есть помощники, защитники. Ты будешь постоянно чувствовать их благое воздействие. И по мере покаянного очищения и навыков в битве к тебе будет приходить то радостное состояние, когда ты почувствуешь близость Бога. Пусть это будет длиться всего секунду. Но эту секунду ты запомнишь на всю жизнь! После этого у тебя пропадут страх и все сомнения от маловерия. По этой мизерной искорке смиренной Божьей любви ты поймешь, каков ее безбрежный океан в Царствии Небесном. Но еще ты увидишь и греховность мира, тебя окружающего, и захочешь его покинуть.

— Монашество?

— Но мир тебя не будет отпускать... Тогда ты его возненавидишь: его ложь и злобу, гнилые соблазны и тленную смертельную красоту. Но в мире живут люди. И их всех — именно всех и каждого! — любит Господь. И ты станешь учиться их любить. Вот это самое трудное! Ты их любишь, отдаешь им последнюю рубашку, по ночам в рыданиях вопиешь к Богу о их прощении и спасении. А они тебя грабят, избивают, а могут и убить! И чем больше они тебя истязают, тем сильней ты будешь их любить и громче вопить к Богу о их спасении.

— Н-да... Ну и перспективка...

— Святого спросил послушник, почему у него бывают периоды охлаждения к Богу. Святой сказал, что это все оттого, что он не знает настоящего ужаса мучений в аду и блаженства на Небесах. А если бы узнал, то согласился бы в келье с червями всю жизнь прожить в молитвах к Богу, чтобы только быть спасенным.

«Бесполезно...» — печально вздохнул Андрей, когда положил трубку. И встал на молитву о здравии и просвещении ума раба Божиего.

  Владимир Иванович

Со встречи ехали по Каширскому шоссе, затем свернули на кольцевую и только тогда услышали спокойную команду шефа: «На стройку». Бригаду эскорта он отпустил на базу, и дальше они ехали в джипе втроем, все время молча.

По узкой асфальтовой дороге въехали в просторный сос­новый лес. Среди мачтового частокола там и тут выглядывали старые бревенчатые дачки и дома шикарного новостроя.

У тягача с панелями Андрей оформлял документы. Строители, как всегда без пауз и традиционных перекуров, деловито занимались монтажом. Оранжевый двадцатитонный кран «Като» опускал в кассету очередную матово-белую панель. Только Пал Трепалыч отреагировал на приезд хозяина и, сверкая загорелой лысиной, уже бежал к джипу.

Владимир Иванович попросил сонарника позвать Андрея. Тот закончил с документами, передал их водителю и подошел к заказчику.

— Судя по всему, сегодня у вас, Владимир Иванович, был удачный день, — снова скорей констатировал, чем спросил Андрей.

— Ты знаешь, я до сих пор ничего не могу понять. Они прислали каких-то мальчишек, и те передали, что их шеф в реанимации, вручили чемодан с отступными, извинились и уехали. Нет, ну ты понял? — пропел экс-уголовник, теперь президент международного концерна.

— Вы все сделали? — глядя на кроны мачтовых сосен поверх седого бобрика, спросил Андрей.

— Конечно, братишка, какой разговор?

— Все? — еле слышно спросил еще раз Андрей, глядя на пухлую в оспинах переносицу.

— Все, Андрюш, правда! На исповеди мне даже поклоны земные прописали — до сих пор от них спина болит... Вломили мне в церкви по первое число, но ехал на встречу как никогда спокойно. Даже удивился: нервы-то уж не свежие...

— Тогда все так и должно было случиться.

— Нет... Это что, оттуда!? — он ткнул толстым пальцем в синее небо.

— А теперь, Владимир Иванович, надо отблагодарить.

— Да говори, что тебе надо, Андрюх, сделаю все, что хочешь.

— Там же закажите благодарственные молебны. Обязательно.

— Это сделаю. Хорошо! А тебе? Тебе что я могу сделать?

— Я же сказал. Лично мне ничего, — со вздохом сказал Андрей и, кивнув на прощанье, пошел к «гвардейцам».