Миссионер

Тогда Андрей лег на дощатый пол головой к иконам, руки вытянул перпендикулярно телу, изобразив таким образом крест. Первые слова он произносил с таким трудом, будто кто-то зажимал ему рот мягкой, но сильной ладонью: «Во... и...мя... От...ца... и... Сы…на и Святаго Ду...ха!» Полежал безмолвно, прислушиваясь к утихающим в душе волнам блудной горячки, щеку приятно остужала прохладная лакированная поверхность досок пола.

Дальше молитва пошла уже проще, слова произносились свободно, но картинки, как в калейдоскопе, продолжали рассеивать внимание. Тогда он попробовал произносить слова молитв медленно, без пауз, всей силой воли своей погружая ум в каждое слово, пытаясь не потерять его смысл. Он как бы впервые читал эти слова, обнаруживая в них древнюю святую силу.

Эти молитвы он воспринимал тропой, проторенной святыми молитвенниками через мирскую трясину — прямо на Небеса. Одновременно и воплем горящей во грехах души!

Вязнув каждым своим шагом, продирался он по этой тропе по раскисшему полю своего сознания, затянутого блудной трясиной. Но вот его внимание окрепло, как бы вышел он на крепкую почву.

Вот уже шаг за шагом, обливаясь горячим потом и покаянными слезами, все более униженным и грязным ощущая себя, все более вжимается он в низину деревянных досок пола, но при этом — его все выше вздымают невидимые руки в гору.

Молитва свободно звучит в каждой его клетке, не оставляя места ни единому постороннему вторжению. И вот он уже стоит на вершине горы, где только он и... Тот, к Кому с таким трудом пробивался. В эти мгновения душа замирает, и он в восторге застывает, боясь неверным движением своего грешного естества нарушить это гармоническое единение с Великим и Непостижимым, Светлым и бесконечно любящим его...

…Душная напряженная ночь не приносила сна. Иисусова молитва творилась сама собой, плавно и ритмично. Она будто жила по своим надмирным законам в человеческом естестве, ей для этого гостеприимно предоставленном.

Снаружи коттеджа происходили шумные грозные события. Сверкала молния, протяжно рокотал гром. Порывы ветра с воем и свистом ударяли в стены, сотрясая их. Скрипели ветвями и шелестели кронами деревья. Даже пол уже ходил ходуном. Залетевшие все-таки в комнату комары остервенело набросились на влажную от пота кожу, занудно звенели и больно, до крови, кусали. По крыше и подоконникам, оконным стеклам и асфальту барабанной дробью грохотал крупный град. Завывали на разные голоса противоугонные сирены автомашин.

Андрей все это, конечно, слышал и чувствовал, но ему казалось, что происходит это в другом мире, где нет плавно и ритмично работающей в полной душевной тишине чудесной молитвы.

Утро застало его лежащим перед иконами с раскинутыми крестообразно руками. Он не помнил, спал ли вообще, так как молитва хоть и несколько утихла, но продолжала свое самодвижение где-то глубоко внутри, а сознание полностью внимало окружающему, хотя и отстраненно.

Он вышел наружу. Странная картина открылась ему. На территории Юриной дачи не было повреждено ни одно растение. Даже длинные и хрупкие стебли цветов и высокие кусты малины только слегка прогнулись от тяжести влаги. Целыми оказались все оконные стекла и натянутые между столбами провода.

Зато за забором творилось нечто страшное. Буквально в пяти метрах переломился пополам мощный ствол столетней сосны, подмяв под себя крышу соседского джипа. На проводах висел сломанный железобетонный столб линии электропередач. Половина деревьев имела открытые переломы стволов или ветвей. Соседские цветы будто слон втоптал во влажную, иссеченную градом землю.

— Ну и повезло же нам! — услышал Андрей за своей спиной голос брата.

После спешного нервного заглатывания кофе под слезы прощания с маленькой одинокой девочкой братья возвращались в Москву. Дороги были переполнены возвращавшимися в город машинами. Ураган везде оставил свои разрушительные следы. Особенно досталось рекламным щитам: почти все они имели растерзанный вид. По мере приближения к кольцевой настроение ухудшалось, в душу влезали суета и сонмище проб­лем. Мегаполис, отпустивший свои жертвы передохнуть на свежем воздухе, снова втягивал их в круговорот денег, власти и порока.

Имелись такие, кто пытался бороться со злом своими силами или в составе силовых организаций, но странным образом их борьба лишь увеличивала количество зла, уничтожая борцов кого чем: деньгами, властью, пороком — теми же инструментами, с которыми им приходилось вести войну.

И только очень немногие не желали подчиняться этому сладкому яду и ограждались небесным заступничеством. Андрей вспомнил, как читал слова афонского старца городскому паломнику. Этот человек, живший уже «на пути от земли к небесам», сказал, что Господь больше любит тех, кто живет среди порока, потому что «где увеличивается беззаконие, там преизобилует благодать». И еще он вспомнил из сборника духовных советов: «Где лучше спасаться, отче?» — «В городе рядом с монастырем.»