Миссис Больфем

– Я не могла добиться самой Анны, – шептала она, – ребенок еще не родился, но мистер Хаустон сказал, что сам передаст ей, как только все будет в порядке, и отпустит ее. Он страшно потрясен и посылает вам привет.

– Благодарю, дорогая, – пробормотала миссис Больфем, я хочу попробовать заснуть пока. Полли обещала посидеть со мной до приезда Анны. Покойной ночи.

8

В детской на ферме Хаустона раздался слабый плач. Мать спала, а новорожденный был в опытных руках. Мистер Хаустон, фермер, более зажиточный и предприимчивый, чем можно было представить, судя по его несколько небрежной внешности, поманил доктора Анну в столовую, куда сонная, но сочувствующая служанка принесла кофе и сандвичи. Борьба длилась более двух часов. И каждая минута была полна беспокойства как для доктора, так и для мужа. Сердце миссис Хаустон оказалось неожиданно ослабевшим, а ребенок не только не стремился пробиться к вратам жизни, как это подходило бы настоящему мальчишке, но в течение двадцати минут, по крайней мере, не проявлял совершенно признаков жизни.

Доктор Анна опустилась на стул возле стола и закрыла лицо руками.

– Кажется, я устала, – сказала она едва слышно.

И фермер, бросив кофейник, побежал за виски. – Выпейте это, – сказал он настойчиво. Его руки дрожали, но он не пытался объяснить словами свое подавленное волнение, пока они оба не оказались сидящими за столом за кофе и виски. Тогда, с толстым, наполовину съеденным, куском сандвича в руках, он начал бессвязно благодарить Анну.

– Вы мастер своего дела, – бормотал он, – вот именно. А ваша бедная спина, верно, совсем разбита. Вы, доктора, должны побить меня. Особенно вы, женщина-врач. Никогда ни слова не скажу против женщин-врачей, но теперь сознаюсь вам, что, хотя бедная Эджи до смерти вас хотела, я все время протестовал.

Доктор Анна сидела, улыбаясь. Она остановила его заявления и извинения.

– Не могу понять, что со мной случилось, почему я так ослабела. За последнее время мне приходила мысль, что, может быть, я больна. Надо завтра исследовать свою кровь. Теперь поеду домой и скорее в постель, хотя кофе настроил меня, как самую лучшую скрипку.

– Да, конечно, я тоже нуждаюсь в этом, но, то есть… еще причина… Вот, знаете… – Мистер Хаустон встал и теребил свою короткую кустистую бородку. – Миссис Гифнинг телефонировала мне недавно. Вас ждут у Больфемов – там плохо.

Доктор Анна вскочила, ее полные щеки снова побледнели.

– Энид, что с ней случилось?

– О, она в полном порядке – это Дэв.

– А, снова гастрический припадок?

– Много хуже. В него стреляли, вероятно часа два-три назад, я не спросил, когда это было, так как очень спешил обратно к Эджи, хотя, кажется, она сказала, что это случилось у самых его ворот.

– Кто же это сделал?

– Никто не знает.

– Умер?

– Нельзя быть более мертвым.

– Хм. – Краска снова вернулась на усталое лицо Анны, и она пожала плечами. Я не стану кривить душой, думаю, что и вы также.

– Я не более лицемер, чем демократ. Его заблуждения увеличивались с каждым годом. Это хороший конец. А всё-таки я желал бы, чтобы он умер в своей постели. Мне не нравится мысль, что мой согражданин может быть застрелен подобным образом. Это противно законам и порядку и, если только убийца будет схвачен, а меня выберут в состав присяжных и вина будет доказана, я стану голосовать за обвинение.

– Правильно, – быстро сказала Анна, вышла в прихожую и надела шляпу. – Вероятно, миссис Больфем хотела меня видеть?

– Да, да, вот именно. Но вам лучше ехать домой и заснуть. Там довольно женщин кругом нее, вероятно, уже весь город.

– Но я знаю, что ей нужна я. – Лицо доктора Анны нежно вспыхнуло. – Я и там хорошо засну на диване, возле ее кровати, если она захочет, чтобы я осталась.

– Прекрасно, но позаботьтесь о себе, – проворчал он. – Если вы не станете заботиться о себе, скоро вам придется перестать думать и о других. Сейчас приведу вашу машину.

Через несколько минут маленькая машина стояла у подъезда; он зажег фонари и крепко потряс руку доктора.

Она приветливо ответила на пожатие. – Ну, не тревожьтесь теперь, мистер Хаустон. Все идет отлично, а няня первоклассная. Не говорите с ней, то есть, с Эджи. Повидаю вас завтра, около десяти.