Пока миссис Бреникен будет оставаться в Проспект-хаус, можно надеяться, что никакой бестактности в отношении нее не будет допущено. Мистер Уильям Эндрю и доктор Брамли из осторожности воспрепятствовали проникновению в шале писем и газет. Однако Долли чувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы выходить из дому, поэтому нужно было отбросить всякие колебания и, как было условлено, в ближайшее время сообщить Долли о том, что не стоит больше, надеяться на возвращение «Франклина».
И действительно, после визита мистера Уильяма Эндрю миссис Бреникен решилась-таки выйти из дому, не предупредив об этом ухаживающих за ней женщин, которые предприняли бы все, чтобы отговорить ее от такого поступка. Если сам по себе выход из дому не представлял никакой опасности для Доллиного здоровья, он мог привести к плачевным результатам в том случае, если бы по какой-нибудь случайности Долли узнала правду, не будучи заранее к ней подготовлена.
Покидая Проспект-хаус, миссис Бреникен задалась целью порасспросить о Заке Френе. С тех пор как она узнала имя этого моряка, одна мысль не давала ей покоя: «Конечно, о нем позаботились,— говорила себе Долли,— дали денег… Потом Зак Френ ушел в плавание, пять или шесть недель тому назад… Но у него, возможно, есть семья — жена, дети… наверняка люди бедные… Мой долг — пойти к ним, оказать помощь, обеспечить достаток! Я разыщу их и сделаю для них все, что должна сделать!»
Если бы миссис Бреникен спросила по этому поводу совета у мистера Уильяма Эндрю, смог бы он отговорить ее от проявления признательности и милосердия?
Двадцать первого июня около девяти часов утра Долли вышла из дому. Никто не заметил ее ухода. Одета она была в траур — траур по ребенку, погибшему, по ее представлениям, только два месяца назад. Не без сильного волнения ступила она за калитку небольшого сада — одна, чего с ней давно уже не случалось. Погода была хорошей, в эти первые недели калифорнийского лета уже установилась сильная жара, смягчаемая все же легким ветерком с океана.
Миссис Бреникен шла вдоль ограды домов верхнего города. Поглощенная мыслями о том, что ей предстоит делать, она блуждала кругом рассеянным взглядом и не замечала происшедших в квартале перемен — несколько недавних построек, которые должны были бы привлечь ее внимание. Но она смутно воспринимала то, что видела. Да и сами эти перемены были не столь значительными, чтобы мешать ей правильно выбирать те улицы, которые, спускаясь, ведут к бухте. Не заметила она и того, что двое или трое узнавших ее прохожих смотрели на нее с некоторым удивлением.
Идя мимо католической[86]
церкви, стоящей неподалеку от Проспект-хаус, она почувствовала непреодолимое желание войти внутрь — ведь некогда миссис Бреникен была одной из самых ревностных ее прихожанок[87]. Долли преклонила колени на низенькую скамеечку в довольно темном углу церкви как раз в тот момент, когда священник начал служить мессу[88]. Она горячо молилась за своего ребенка, мужа, за всех тех, кого любила… Несколько присутствующих на мессе верующих не увидели ее, а когда Долли выходила из церкви, их уже там не было.Только на улице миссис Бреникен, вспомнив, поразилась одной детали в интерьере[89]
церкви. Ей показалось, будто алтарь[90] был не тот, перед которым она привыкла молиться. Новый был богаче, сделан в каком-то новом стиле, поставлен перед апсидой[91], с виду вроде бы недавно пристроенной. Неужели церковь расширяли?Однако впечатление было мимолетным, рассеявшимся, как только миссис Бреникен очутилась на уже весьма оживленных улицах торгового квартала. Правда, на каждом шагу она могла увидеть, например, объявление с датой, или расписание движения поездов, или афишу спектакля, на которой был обозначен 1879-й год… И тогда Долли неожиданно узнала бы, что мистер Уильям Эндрю и доктор Брамли ее обманули, что ее помешательство длилось вовсе не несколько недель… Следовательно, «Франклин» покинул Сан-Диего четыре года назад. И если от нее это скрыли, значит, Джон не вернулся и не вернется никогда!…
Миссис Бреникен быстрым шагом шла к порту, но вдруг у нее явилась мысль пройти мимо дома Лена Баркера, для чего нужно было сделать лишь небольшой крюк.
«Бедная Джейн!» — шептала Долли по дороге… Придя на Флит-стрит, она с трудом узнала контору, и это обстоятельство вызвало у нее более чем удивление — смутную будоражащую тревогу. Действительно, на месте тесного и мрачного дома, который она знала, стояло солидное здание англосаксонской архитектуры, в несколько этажей, с высокими окнами, забранными на первом этаже решетками. Над крышей поднялся фонарь купола с развевающимся флагом, на полотнище которого значились инициалы «X. У.». В рамке возле двери можно было прочесть следующие писанные золочеными буквами слова: «Харрис и Уэйдентон и К0
». Вначале Долли подумала, что ошиблась. Она посмотрела направо, налево. Нет! Это именно здесь, на углу Флит-стрит, дом, где жила Джейн Баркер. Бедняжка прикрыла рукой глаза: неизъяснимое предчувствие сжимало ей сердце…