Миссис Харрис едет в Париж. Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Разумеется, она никого здесь не знала, но в главной зале салона собралась публика, являвшая собой срез сливок общества со всего света, включая нескольких представительниц английской аристократии, – леди и рыцарственных дам, французских маркиз и графинь, баронесс из Германии, принципесс из Италии, жен французских промышленных нуворишей, супруг южноамериканских миллионеров, покупательниц из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Далласа, звезд экрана и сцены, именитых драматургов, богатых плейбоев, дипломатов…

Кресло справа от миссис Харрис занимал свирепого вида пожилой джентльмен с белоснежной шевелюрой и усами, с такими же седыми клочковатыми бровями, которые торчали точно перья; под его глазами лежали темные мешки, но сами глаза были пронзительно-синими и необычайно внимательными, и выглядели как-то очень молодо. Волосы были зачесаны вперед и аккуратно подстрижены, ботинки отполированы до неправдоподобного блеска, почти светящейся белизны белье под фраком накрахмалено так, как теперь этого делать уже не умеют; а на лацкане было приколото нечто, что миссис Харрис приняла за маленькую розочку – это ей чрезвычайно понравилось, хотя и удивило, поскольку раньше ей не приходилось видеть, чтобы джентльмен носил так цветы. Она загляделась – и пожилой джентльмен перехватил ее неприлично долгий взгляд.

Худой, похожий на клюв нос нацелился на миссис Харрис, внимательные синие глаза строго уставились на нее – но голос был негромкий и усталый.

– Что-нибудь не так, мадам?

Вопрос был задан на безупречном английском языке.

Миссис Харрис трудно было смутить, но мысль о том, что она вела себя грубо здесь, все-таки заставила ее почувствовать себя виноватой, и она обратила к джентльмену извиняющуюся улыбку.

– Вот ведь, уставилась на вас как на фигуру восковую, – сказала она. – Так невежливо вышло! Уж извините. Просто увидела у вас розочку в петличке; замечательно придумано! – и она пояснила: – Понимаете, я цветы очень люблю.

– Правда? – сказал джентльмен. – Это приятно.

Как бы он ни рассердился за то, что миссис Харрис беззастенчиво его разглядывала, но объяснение ее было так чистосердечно и простодушно, что его гнев мигом прошел. Он с новым интересом посмотрел на свою соседку и, разумеется, тут же увидел, что имеет дело с самым удивительным созданием – причем таким, принадлежность которого он не мог определить сразу.

– Возможно, – добавил он, – было бы лучше, если бы это действительно была роза, а не… розетка.

Миссис Харрис не поняла его замечания, но мягкий тон незнакомца сказал ей, что ее бестактность прощена, и она тут же вновь повеселела.

– Тут чудесно, ведь правда? – сказала она, поддерживая разговор.

– А, и вы чувствуете атмосферу, – пожилой джентльмен озадаченно напрягал мозг, пытаясь поймать что-то вертящееся в голове, – что-то как будто связанное как-то с его юностью и с образованием, завершившимся двумя годами в английском университете…

Он припомнил темную холодную и мрачную комнату с потемневшими деревянными панелями стен – свою спальню и кабинет одновременно; еще более темный коридор, куда выходила дверь, – и еще, когда все это вновь встало перед ним, ему вдруг ни с того ни с сего представилось ведро, стоящее на лестнице в холле.

Живые глазки миссис Харрис наконец осмелились встретиться с глазами пожилого джентльмена. Под его суровой и даже свирепой внешностью, под седым хохолком и сдвинутыми бровями, под невыразимо белой крахмальной манишкой она почувствовала доброе тепло. Она подумала – что делает здесь этот старик? По тому, как были сложены его руки на золотом набалдашнике трости, можно было догадаться, что он здесь один. Наверно, подбирает платье для внучки, решила миссис Харрис и, сообразно своей натуре, предпочла задать прямой вопрос. Правда, любезности ради она уменьшила возможный возраст соседа на одно поколение.

– Ищете платье для дочки, да? – полюбопытствовала она.

Старик покачал головой – его дети давно разъехались в разные стороны.

– Нет, – ответил он, – просто я иногда прихожу сюда, потому что здесь я вижу прекрасные платья и прекрасных женщин; здесь я чувствую себя моложе.

Миссис Харрис понимающе кивнула.

– Еще бы, – подтвердила она. Затем, довольная, что нашла человека, с которым можно поделиться, она склонилась к соседу и прошептала: – А я приехала, представляете, из Лондона, чтобы купить себе платье от Диора!

Тут пожилого джентльмена осенило отчасти озарение, отчасти знаменитая французская интуиция, отчасти дополненное наконец воспоминание. Выцветшая картинка с коридором, холлом и скрипучей лестницей – и ведром на ее верхней площадке – вновь предстала перед ним; но на сей раз рядом с ведром возникла фигура крупной и неопрятно одетой женщины в драном и латаном комбинезоне, в слишком больших туфлях, с медно-рыжей шевелюрой и усыпанной веснушками кожей – нераздельная владычица щеток, метел, швабр, веников, тряпок и ведер. Эта женщина вносила единственную веселую живую нотку в мрачные университетские лабиринты.