— Я пойду к себе. Не возражаете, если я вас оставлю? Мне нужно побыть одной.
Брандертон придержал для Берты дверь, она вышла. Ее лицо было очень бледным, однако не выражало абсолютно никаких эмоций. Артур зашел к викарию и попросил мисс Гловер прийти в Корт-Лейз, а затем отправился домой, где сообщил жене, что несчастная вдова пребывает в полном потрясении.
Берта заперлась в своей комнате. В доме гудели голоса; доктор Рамзи подходил к двери спальни, но Берта отказалась открыть; затем все стихло.
Она поражалась пустоте, царившей в ее сердце, неестественному спокойствию. Может быть, она сходит с ума, раз ничего не чувствует? Берта повторяла себе, что Эдвард убился, что его бездыханное тело лежит совсем рядом… и совсем не ощущала горя. Она вспомнила свои страхи, которыми терзалась много лет назад, представляя безвременную смерть мужа, а теперь, когда это действительно произошло, она не упала в обморок, даже не заплакала. Берта уединилась, чтобы скрыть от чужих глаз слезы, но слез не было! Ее жуткая догадка подтвердилась: она действительно не испытывала никаких ощущений. Трагическая смерть мужа ее не тронула. Берта подошла к окну, стараясь собраться с мыслями, прислушаться к своим чувствам… Ничего.
— Должно быть, я чудовищно жестока, — пробормотала она.
В голову опять пришла мысль о том, что подумают знакомые, когда увидят ее спокойной и хладнокровной. Берта попыталась выдавить из себя хотя бы слезинку — глаза оставались сухими.
В дверь постучали.
— Берта, впустите меня, пожалуйста, — раздался голос мисс Гловер. — Это я, Фанни.
Берта вскочила на ноги, но не отозвалась. Мисс Гловер снова позвала ее. Голос старой девы прерывался от сдерживаемых рыданий. Почему Фанни Гловер оплакивает смерть Эдварда, чужого ей человека, а она, Берта Крэддок, остается непробиваемой?
— Берта!
— Да.
— Откройте же. Я искренне вам соболезную. Пожалуйста, откройте.
Берта испуганно покосилась на дверь. Она не осмеливалась впустить мисс Гловер.
— Я сейчас не могу ни с кем говорить! — хрипло крикнула она. — Не стойте напрасно.
— Я помогу вам успокоиться.
— Я хочу быть одна.
Мисс Гловер на короткое время умолкла, слышались только громкие всхлипывания.
— Тогда я подожду внизу, хорошо? — после паузы проговорила она. — Позвоните, если я вам понадоблюсь. Возможно, вы захотите поговорить со мной позже.
Берте очень хотелось отослать сестру викария домой, однако ей не хватило смелости.
— Как вам угодно, — ответила она.
К голосу мисс Гловер прибавился еще один, из-за двери донеслись перешептывания, потом опять постучали.
— Берта, какие будут распоряжения?
— Какие теперь распоряжения?
— Почему вы заперлись? Разве не понимаете, что происходит? — Голос мисс Гловер задрожал. — Прикажете позвать женщину, чтобы обмыть тело?
Берта замерла, ее губы побелели.
— Делайте что хотите, — сказала она.
Вновь повисла тишина, странная, сверхъестественная, более невыносимая, чем оглушительный грохот. От этой тишины нервы натягивались, как струны, и становились болезненно-чувствительными. Чтобы не нарушить ее, страшно было даже дышать.
А затем Берту пронзила мысль — острая и мучительная, точно сатанинское копье. Она в ужасе вскрикнула. Чудовищная, нестерпимо омерзительная мысль. Берта бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку, чтобы отогнать ее. Сгорая от стыда, она закрыла уши ладонями, только бы не слышать безмолвный шепот дьявола.
— Значит, таков итог? — вполголоса произнесла Берта.
К ней вернулись воспоминания о зарождении любви. Она вспомнила страсть, слепо швырнувшую ее в объятия Эдварда, вспомнила свое мучительное унижение, когда стало ясно, что муж не способен отвечать такой же пылкостью… Любовь Берты напоминала огонь, безрезультатно кидающийся на базальтовую скалу. Она вспомнила и свою ненависть, которая последовала за горьким разочарованием, и, наконец, безразличие — то самое безразличие, что сейчас заморозило ее душу. Сравнивая свою безумную жажду счастья и безысходное отчаяние, которым обернулись все стремления, Берта понимала, что жизнь прошла зря. Ее радужные надежды сейчас проплывали перед глазами, будто призраки, и она горестно взирала на них. Она ожидала так много, а получила ничтожно мало! Боль тисками сжала сердце, силы оставили Берту. Переполненная жалостью к самой себе, она безвольно опустилась на колени и залилась слезами.
— О Боже, — стонала она, — за что ты наказываешь меня несчастьями?
Берта рыдала в голос, не сдерживаясь.
Мисс Гловер, добрая душа, молча плакала за дверью, ожидая, что может понадобиться Берте. Услышав бурные рыдания, она снова постучала.
— Берта, голубушка, впустите меня. Вы только сильнее мучаете себя, отказываясь поделиться горем.
Берта заставила себя подняться на ноги и отпереть дверь. Мисс Гловер вошла в комнату. В порыве сочувствия она отбросила свою обычную сдержанность и крепко прижала Берту к груди.
— О, моя дорогая, это ужасно, просто ужасно! Я вам искренне соболезную. Даже не знаю, что сказать. Я могу только помолиться.
Слезы потоком лились из глаз Берты, но не оттого, что Эдвард был мертв.