Эдди, любимый!
Я поступила нехорошо по отношению к тебе. Очень мило, что ты хочешь видеть меня, и мой отказ, наверное, выглядел как-то неестественно. По зрелом размышлении я пришла к выводу, что не случится ничего страшного, если мы встретимся. Разумеется, о моем возвращении в Корт-Лейз речи не идет — есть такие узы, которые, однажды разорвав, уже не соединишь, и самые тяжкие из оков — оковы любви. Тем не менее я не стану препятствовать, если ты решишь навестить меня. Не отрицаю, я тоже хотела бы повидаться с тобой. Сейчас я далеко, однако если я тебе небезразлична, ты, не колеблясь, совершишь небольшое путешествие.
У нас очень славная квартирка в Латинском квартале, вдали от богачей и многочисленных экскурсантов. Даже не знаю, что пошлее — типичные туристы или тот район Парижа, который они наводняют; по-моему, и то, и другое одинаково отвратительно. Должна сказать, мне глубоко неприятны все эти убогие, но претенциозные бульвары с их безвкусными, раззолоченными вывесками и витринами, дешевыми кафе и толпами скверно одетых иностранцев. Однако, если ты приедешь, я покажу тебе другой Париж, тихий и старомодный, покажу театры, куда не ходят туристы; сады, в которых гуляют прелестные дети и их няньки в чепцах с длинными лентами. Мы пройдемся по узким серым улочкам, где полно милых лавчонок, заглянем в церкви, где молящиеся преклоняют колена и на душе становится очень покойно. Я отведу тебя в Лувр в те часы, когда там почти нет посетителей, и ты увидишь прекрасные картины и статуи, привезенные из Италии и Греции, где и в наше время обитают боги. Жду тебя, Эдди.
С любовью,
Берта.