Миссис По

Мысленно я вернулась в галерею бостонского Атениума. Я увидела, как позирую Сэмюэлю, а он наносит мазки на холст. Даже когда две старухи принялись бродить вокруг нас, рассматривая картины, я была полностью сосредоточена на руках Сэмюэля, таких узких, умных и сильных. Я жаждала, чтоб они меня обняли. Прошли часы – или это были минуты? – прежде чем старые дамы наконец проследовали в следующий зал. В тот миг, когда они ушли, он бросил кисти, подошел ко мне и стиснул в объятиях. Его тело крепко прижалось к моему, губы коснулись моих губ. Это было томительное, граничащее с болью наслаждение.

– Нарисовал однажды.

Мистер По уставился на меня, словно мог прочесть мои мысли.

Я, вспыхнув, отвела глаза, а миссис По воскликнула, обращаясь к мужу:

– Неужели я не могу попросить, чтоб с меня написали один-единственный портрет, прежде чем я умру?

В глазах мистера По мелькнуло отчаяние, мелькнуло и исчезло.

– У нас впереди долгие годы, Виргиния, и, если ты только пожелаешь, можно будет заказать десятки твоих портретов. – Он посмотрел на меня. – А что ваш супруг думает о дагеротипах? Не боится, что они станут отнимать его хлеб?

Разговор ушел в безопасное русло обсуждения дагеротипов и портретов, написанных маслом. Мистер По стоял за дагеротипы, превознося их точность изображения, а я защищала мужа, что само по себе достаточно удивительно, утверждая, что лишь художник может передать внутреннюю сущность человека, а химические вещества тут бессильны.

Мистер По расположился рядом с женой, у него на коленях уселась кошка, и ему приходилось обращаться ко мне через ее голову.

– Так вы утверждаете, что то, как воспринимает человека художник, может отличаться от механического воспроизведения дагеротипа?

– Как ни странно, – сказала я, – да. Об учителе моего мужа Гилберте Стюарте как-то сказали, что ему удалось «пригвоздить к холсту душу» предмета. Это был наивысший комплимент, который только могли сделать ему критики, и притом совершенно справедливый: работы Стюарта будто светятся каким-то внутренним светом. От дагеротипов ничего подобного ждать не приходится.

Он погладил мурлычущую кошку:

– Заявить, что можно пригвоздить душу к холсту, – значит предположить, что мы, люди, так же, как и художники, можем видеть души друг друга.

– Может быть, так оно и есть, – сказала я. – Может быть, у нас есть дар видеть души, и мы ежедневно видим их, но воспринимаем это как должное и поэтому даже не знаем, что способны на такое. Мы называем души «характером» или «индивидуальностью».

Мистер По воззрился на меня, будто я сказала нечто глубокое. Попивая кофе, я почувствовала, как миссис По переводит взгляд с меня на мужа и обратно. Потом она одарила меня странной улыбкой.

– Значит, мне нужен написанный маслом портрет. Я хочу, чтоб мою душу пригвоздили к холсту. – Она обернулась к мужу. – Тогда моя сущность всегда будет с тобой, Эдди. Даже если я умру.

Мне показалось, что мистер По внутренне сжался, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Невероятно милый разговор! – воскликнула миссис Клемм. – Пригвоздить душу к холсту! Не могу придумать ничего столь же омерзительного. – Она вскочила со своего хлипкого стула. – Мы должны отпраздновать визит миссис Осгуд и твой ранний приход обедом. Эдди, ты, должно быть, весь день ходил полуголодным, потому что ушел без завтрака. У тебя есть пять центов? Я бы сбегала за мясным пирогом.

Мистер По полез в карман за мелочью, и кошка спрыгнула с его колен. Я попыталась подняться.

– Мне надо идти.

– Нет-нет! – возразила миссис По. – Без вас будет совсем не то.

– Да, останьтесь, – сказала миссис Клемм. – Так приятно, что вы у нас в гостях.

– Пожалуйста, оставайтесь, – сказал и мистер По. Несмотря на его безупречно вежливое поведение, он вдруг показался таким несчастным, что я снова села.

Миссис Клемм удалилась в заднюю комнату, вернулась в меховом пальто с потертыми манжетами, взяла с ладони мистера По монетку и поспешно вышла за дверь.

По настоянию миссис По мы принялись разглядывать газетные вырезки, которые принесла ее мать. Миссис По вспоминала при этом, чем она занималась, когда ее муж писал тот или иной рассказ или стих, а мистер По просто смотрел на строчки. Сильный отклик вызвала у него одна-единственная выцветшая акварель, которую миссис По вынула с самого дна шляпной коробки и поднесла к свету.

– Поглядите, а вот самое важное место во всем свете – во всяком случае, по мнению моего мужа. – И она одарила его кривой улыбкой.

Я присмотрелась повнимательнее.

– Бостонская гавань?

Не говоря ни слова, мистер По забрал у жены рисунок, поднялся и направился вверх по лестнице. Кошка последовала за ним.

– Катерина, ты просто предательница, – сказала ей вслед миссис По. – Ты только делаешь вид, что любишь меня.

– Простите, – в замешательстве проговорила я, – я чем-то оскорбила вашего мужа?

– Не беспокойтесь, он вас не обидит.

Тут вернулась миссис Клемм с мясным пирогом, и у меня не осталось возможности улизнуть. Накрыли стол, мистер По снова присоединился к нам, и обед, пусть и очень скромный, был подан.