— Я не думаю, что у меня получится,— ответил Клинг.
— А вдруг? — уперся Белл.— Доставь мне такое удовольствие, Берт. Итак, завтра, в среду вечером... Решено? Держи адрес.— Он протянул листок Берту.— Я и телефон написал, чтобы ты не заблудился. Убери в бумажник.
Под внимательным взглядом Белла Клинг сунул адрес в бумажник.
— Я надеюсь, что ты придешь,— снова сказал Белл и направился к двери.— Во всяком случае, спасибо, что выслушал. Мне было очень приятно тебя повидать, Берт,
— Мне тоже,— кивнул Клинг.
— Ну, до свидания.
Берт закрыл за ним дверь. Комната сразу сделалась какой-то пустынной.
Клинг подошел к окну. Он увидел, как Белл вышел из дома, сел в свое зеленое с желтым такси и быстро отъехал. Его машина стояла около пожарного крана, что категорически запрещалось правилами техники безопасности.
Существует множество песен, воспевающих субботний вечер. Никто никогда не говорит о серьезных вещах вечером в субботу. Это поэтическое правило было создано американцами, которые сами в конце концов в него поверили. Вы. можете остановить на улице любого прохожего в возрасте от шести до шестидесяти лет и спросить его: «Какой вечер в неделе самый прекрасный?» Вам ответят не раздумывая: «Субботний!»
Ну a про среду нам ничего не известно!
Ни один человек еще и Словом о среде не обмолвился, и ни один не сочинил песни о грустной среде. Впрочем, для многих людей среда и суббота кажутся одинаковыми. Можно быть очень одиноким в субботу вечером на пустынном берегу и очень веселым у себя дома вечером в среду! Обстоятельства складываются не по календарю. Все дни похожи друг на друга, и все они серые.
Вечером двенадцатого сентября, в среду, на одной из самых пустынных улиц города остановился черный «меркурий». Двое мужчин, расположившихся на передних сиденьях, приступили к выполнению скучнейшей обязанности.
В Лос-Анджелесе это называется «сидеть в засаде», а в этом городе о мужчинах, занимающихся такими делами, говорили, что они «вбивают гвозди».
Для этой работы требовались хорошая порция бессонницы, иммунитет против одиночества и значительная доля терпения.
Один из мужчин, сидящих в «меркурии», инспектор второго класса Мейер, был даже слишком терпелив. В сущности, он считался самым терпеливым полицейским не только 87-го участка, но и всего города. У этого Мейера был отец, обладающий повышенным чувством юмора. И этот отец, которого, кстати, звали Макс Мейер, пожелал прослыть оригинальным и нарёк своего сына именем Мейер. Если ты родишься евреем, нужно быть терпеливым, но если отец к тому же дает, тебе имя и фамилию Мейер, приходится становиться терпеливым вдвойне. И так сильно у Мейера было это качество, что уже к тридцати семи годам он сделался лысым, как бильярдный шар.
Инспектор третьего класса Темпл находился на грани дремоты. Мейер научился улавливать момент, когда тот начинал засыпать. Темпл был почти гигантом. «А высокие люди больше нуждаются в сне»,— сочувственно думал Мейер.
— Эй! — крикнул он.
Брови у Темпла поднялись, и он немного выпрямился.
— Что случилось?
— Ничего. Какого ты мнения об этом маньяке Клиффорде?
—Такого, что его надо прибить,— ответил Темпл.
Он повернулся и встретился взглядом с голубыми глазами Мейера.
— Я тоже так думаю,— сказал Мейер улыбаясь.— Ты не спишь?
— Нет. Нет, конечно,— пробормотал Темпл, потирая лоб.— Уже три дня поспать не удается. Есть от чего сойти с ума, у меня зуд по всему телу.
— Это нервное.
— Похоже. Черт возьми, я прямо с ума схожу.— Он ненадолго замолчал.— И потом, моя жена не хочет ничего знать. Боится, видишь ли, подхватить заразу.
— А не она ли сама тебя ею наградила?—предположил Мейер.
Темпл зевнул.
— Я об этом не подумал. Весьма возможно.
Он снова стал чесаться.
— Если бы я выходил на охоту по ночам,— сказал Мейер, зная, что единственной возможностью не дать Темплу заснуть было заставить его разговаривать,— я не выбрал бы себе имя Клиффорд.
— Клиффорд звучит громко,— заметил Темпл.
— Такому парню лучше, было бы назваться Стивом,— заявил Мейер.
— Не сболтни этого при Карелле.
— Но Клиффорд... Полагаешь, это его настоящее имя?
— Вероятнее всего. Зачем бы он стал им пользоваться, если бы оно принадлежало другому?
— На то могут быть, разные причины,— произнес Мейер.
— Во всяком случае, я уверен, что он ненормальный,— продолжал Темпл.— Разве нормальный человек станет кланяться и благодарить свои жертвы? Нет, это сумасшедший.
— Ты никогда не слыхал историю про одно название статьи в газете? — спросил Мейер, обожавший каламбуры.
— Нет, валяй, рассказывай.
— Ну вот, случилось как-то, что некий муж взбудоражил весь город: у него-де пропала жена... В конце концов она отыскалась в комиссариате... Тогда журналист, который этим занимался, придумал заглавие... Ты и вправду не знаешь?
— Нет,— ответил Темпл,—давай уже, говори!
Мейер торжественно произнес:
— «Половина в четверти»!
— Ну тебя с твоими каламбурами!..— бросил Темпл.— Иногда мне кажется, что тебе доставляет удовольствие вот так сидеть.
— Конечно, я это обожаю.