Миссис Всё на свете

Во время шивы, основного периода траура, первыми пришли мать отца, бабушка Элки, и его брат, дядя Мэл. Дядя Мэл с женой, тетей Шерли, их дочери Одри и Джоан и сын Донни – десяти, восьми и шести лет – остановились на пороге, передавая друг другу огромное блюдо с закусками, и вымыли руки. Тетя Шерли обняла Сару и спросила, чем ей помочь, дядя Мэл отвел свою мать в гостиную и усадил. Элки была крошечная, хрупкая, почти лысая и беззубая старушка. В тот день она надела свободное синее платье и шляпку с вуалью. Как и Бэббе, она знала только идиш. В тот день она вообще не говорила, просто сидела и плакала, а кузены смотрели на Джо с Бетти словно на животных в зверинце.

Дядя Мэл был на восемь лет моложе брата. Их родители покинули свой штетл в Польше, спасаясь от погромов тысяча девятьсот восьмого года. Они доплыли до Нью-Йорка, затем отправились в Детройт, где друг кузена Хаима Кауфмана пообещал ему работу. Бетти не понимала, как они могли бросить своего сына, оставив его на попечении родителей Элки, живших в соседнем штетле, ненамного безопаснее того, из которого бежали. Отец его работал поденщиком в Детройте и в конце концов накопил достаточно денег, чтобы переехать в свою собственную квартиру.

Прошло семь долгих лет, прежде чем они смогли вывезти Кена, которого на самом деле звали Кальман, в Соединенные Штаты. К тому времени, как он приехал, в семье родился еще один ребенок. Мэлвину дали американское имя, и он прекрасно говорил по-английски, без акцента, который всегда выдавал приезжих в его родных. Насколько Бетти поняла, отец одновременно любил своего младшего брата и обижался на него. Родители возложили все надежды на Мэла, и Кену пришлось исполнять роль скорее отца, чем сына, – в шестнадцать он бросил школу и пошел работать. Хотя он и был достаточно умен, чтобы поступить в колледж, такой шанс выпал лишь Мэлвину. Отец Бетти работал на конвейере на автозаводе, по вечерам посещая бухгалтерские курсы, а его младший брат тем временем окончил школу, колледж и отправился в медицинский университет. Когда родилась Бетти, дядя Мэл уже стал офтальмологом. Он жил с женой, тремя детьми и матерью в Саутфилде, в двухуровневом доме типа ранчо с огромной ванной, где было две раковины с золотыми кранами в форме лебедей и утопленная в пол, выложенная плиткой ванна размером с хороший бассейн. Бетти помнила, как мать велела ей не пользоваться роскошными бледно-зелеными махровыми полотенцами возле раковины, хотя Бетти к тому времени уже умела читать и видела слово «гости», вышитое внизу. Сара вручила ей бумажную салфетку и показала, как высушить ею руки.

За обедом у дяди Мэла прислуживала молчаливая негритянка – невысокая, стройная, в черном платье с белым передником. Поднося к столу жаркое или индейку, она сперва показывала блюдо дяде Мэлу, который его осматривал и одобрительно кивал, и уже потом приступала к разделке. Тетя Шерли держала возле своей тарелки серебряный колокольчик и звонила, чтобы вызвать девушку, чье имя Бетти так и не узнала. «Где она обедает?» – спросила Бетти по дороге домой. «Наверное, на кухне», – ответила Сара. Джо сказала, что тоже предпочла бы перекусить на кухне и послушать радио, вместо того чтобы сидеть неподвижно и думать о том, как правильно пользоваться ножом и вилкой. А вот Бетти гостиная дяди и тети ужасно понравилась. Она гладила накрахмаленную салфетку, трогала тяжелое стеклянное пресс-папье в форме полумесяца, лежавшее на журнальном столике, разглядывала веточку коралла внутри и мечтала когда-нибудь поселиться в красивом большом доме, где приносить еду и убирать грязную посуду будут слуги.

Джо и Бетти с родителями навещали родню дважды в год: на еврейскую Пасху, присоединяясь за традиционной трапезой к бабушке, кузенам и родственникам со стороны тети Шерли, и в первую ночь Хануки, когда подавали грудинку и жареные латки и все дети получали подарки.

В то утро в глазах дяди Мэла стояли слезы, а на лице были свежие царапины, хотя во время траура близким родственникам бриться не положено.

– Бетти… – произнес дядя Мэл, увидев ее на кухне, и обнял. На похороны отца Бетти надела свое лучшее платье – темно-синее, купленное для выпускного в восьмом классе. Оно жало ей под мышками и было коротковато, но Бетти не хотела тревожить мать такими пустяками. Когда дядя ее обнял, платье натянулось на груди. – Мне так жаль!

«С чего бы? Ты ведь его не убивал», – подумала Бетти.

Дядя Мэл объятий не разжимал, и вдруг его рука скользнула по ее спине и остановилась чуть ниже. Бетти оцепенела, утратив дар речи. Дядя Мэл никогда раньше так к ней не прикасался.

Не успела Бетти сообразить, что делать, как дядя Мэл убрал руку и вернулся в гостиную, где на карточном столике выставили виски и шнапс. Бетти пошла на задний двор вместе с Барбарой и другими девочками, Лорой Окс, Дарлин Конти и Патти Джеймисон, которые в тот день тоже пропустили школу. Она гадала, не почудилось ли ей, и надеялась, что подруги не заметят ни ее бледности, ни молчаливости или же спишут их на горе.