Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь

Кажется, раза два, а может быть и больше, я пытался повидаться с Оливией Слотер наедине; но, должно быть, она сказала своей матери, что боится меня; из этих попыток, во всяком случае, ничего не вышло. Возможно, что широкая повязка, закрывавшая мой глаз, придавала мне страшноватый вид. Как будто я приходил в бешенство, но едва ли при свидетелях. Об этом у меня сохранилось лишь смутное воспоминание. Процесса о нарушении обещания против меня так и не возбудили.

Никому в точности не известно, как и когда я покинул Оксфорд. Я куда-то исчез, и моя квартирная хозяйка забеспокоилась обо мне. За квартиру мою впоследствии заплатил мистер Ферндайк, и он же забрал мои вещи. Где я скитался в течение трех недель, осталось невыясненным. В конце концов меня обнаружили в переулке на окраине Норвича. Нашел меня полисмен, в три часа ночи. Я был весь в грязи, без шапки, без гроша в кармане и в сильном жару. Говорят, я пил запоем, прибегал к наркотикам и, несомненно, вращался в дурном обществе. От меня сильно пахло эфиром. Я начисто забыл свою фамилию, забыл, кто я такой, а бумаг, которые могли бы удостоверить мою личность, при мне не было. Из полицейского участка меня отправили в больницу при работном доме, а там неглупая сиделка, обратив внимание на изящный покрой моего костюма, догадалась пошарить в моих внутренних карманах и нашла карточку оксфордского портного с обозначением моей фамилии и факультета; так была восстановлена связь с моей утерянной и забытой личностью. Все это время я оставался в постели, не отвечал, когда меня окликали по имени, испытывал сильное недомогание, был странно апатичен, и не было надежды, что я скоро поправлюсь.

Новое самосознание формировалось во мне медленно, но верно. Не помню, когда начался этот процесс. У меня осталось смутное впечатление, что меня перевели в частную, хорошо оборудованную лечебницу, и я обрадовался, когда узнал; что мистер Ферндайк собирается меня навестить. Я вспоминаю, что он был любезен и приветлив, но себя самого не помню. Первым признаком возвращения к жизни было чувство антипатии к моей сиделке, болтливому созданию с редкими льняными волосами, весьма враждебно настроенной к двум людям, имена которых, чем бы ни занималась, она вечно повторяла, как нудный припев: «Холл Кейн» и «Холл Дейн». Холл Кейн, как видно, был крупный английский романист: одна из его героинь, Глория Сторм, обидела ее тем, что была изображена сиделкой, охваченной преступной страстью; а Холл Дейн оказался не кем иным, как лордом Холденом, который внес какие-то изменения в закон об армейских сестрах милосердия. Я лежал и с ненавистью думал о сиделке — и вдруг вспомнил о приезде лорда Холдена в наш спортивный союз. Это напомнило мне несколько фраз, сказанных Лайолфом Грэвзом, — Лайолф Грэвз сидел на соседней скамье.

Я — Арнольд Блетсуорси из Летмира!

Разрозненные воспоминания хлынули в мою душу, как дети в школу после каникул. Они расселись по своим местам, принялись кивать мне, выкрикивать свои имена и перекликаться между собою…

На другой день пришел старик Ферндайк — розовый, в очках, полный участия. Его круглое, чисто выбритое лицо почему-то странно разрослось в моем воображении, принимая огромные, прямо-таки нечеловеческие размеры. Казалось, я рассматривал его в лупу. Лицо ласковое, как у моего дядюшки, но «светское», каким никогда не бывало дядюшкино лицо. Над одним веком нависла складка, и поэтому кажется, что его очки без ободка сидят криво. Волосы его на одном виске чуть подернуты сединой, они гладкие и чистые, как шерстка у кошки. Беседуя со мной, он внимательно вглядывается в меня, как человек, привыкший к трудным казусам.

— Неврастения, — успокаивает он меня. — Неудача за неудачей. Это со всяким может случиться. Вы просто надорвались. Жалеть или стыдиться тут нечего.

Он уставился на свою левую руку, словно хотел получить от нее совет.

— Я мог бы многое вам рассказать о том, как я вступал в жизнь, — проговорил он конфиденциальным тоном. — Правда, фортуна была ко мне благосклонней. «Надежда — смертному отрада…» Словом, дорогой мой мистер Блетсуорси, всем нам приходится через это пройти! Но не всем выпадают на долю такие испытания. На вас это свалилось как снег на голову. Вам ничего не остается, как взять себя в руки, быть верным себе и продолжать жить согласно нашим лучшим традициям!

— Я сам хочу этого, — отвечал я.

— Выскажите мне свои пожелания. Что нам теперь делать?

— Может быть, вы что-нибудь посоветуете мне, сэр? — предложил я.