Мистер Эндерби изнутри

Потом ропот мужского голоса, ниточные стежки тяжелых ботинок. Видно, Джек вернулся. Вскоре женская ругань ослабла, зазвучала с занимательной артикуляцией, как бы углом рта, короткими взрывами. Потом загромыхали пружины. Эндерби взял с дивана контракт, размышляя, подписывать или нет. Еженедельное изготовленье пакета рифмованных клише, пустая сентенциозная болтовня о далеких-предалеких звездах, о пухлых младенческих ручках, обнявших мамулю за шею; делай добро бедным, — не проституция ли? Стихи, написанные им Тельме от имени Арри, каковы б они ни были, — нет. Если не откровенно чувственные, то мягко ироничные: нечего стыдиться. Но разве предложение миссис Бейнбридж не демон, увлекающий прочь от истинного искусства звоном гиней, которые в любом случае целиком уйдут к миссис Мелдрам? Эндерби пошел в ванную посмотреть на сваленные в ванну многолетние труды. На протяжении последних полутора десятилетий приходилось перебираться из города в город, с квартиры на квартиру, но здесь он думал осесть. Нехорошо менять мастерскую посреди главного произведения. Под незаметным влиянием нового места меняется настроение, прерывается непрерывность. И только подумать об упаковке вот этой вот ванны в чемоданы, — с мышами, и с хлебными крошками, и со всем прочим. Вещи теряются, испытываешь искушение их выбросить. Но Эндерби, стоя босыми ногами, старательно размышлял, раздумывал, может быть, надо пойти на жертву. Съехать вверх-вниз по побережью подальше от миссис Мелдрам и — от гораздо более опасной личности, от вдовы, возлегающей средь луговой травы, — миссис Бейнбридж, хладнокровно элегантной, самоуверенной обожательницы его стихов.

В определенной мере он видел, что рационализирует свою боязнь связи с женщиной, вероятность начала внизу завершавшегося сейчас наверху. А еще опасенье — нередко ему досаждавшее, — что желание уклониться от всяческих связей отрицательно скажется на работе. Любовь к женщине всегда, по традиции, играла большую роль в жизни поэтов. Посмотрим, к примеру, на Гете, которому перед новым лирическим произведением обязательно требовалось новое любовное приключение. Эндерби, если германской культуре предстояло хоть как-нибудь повлиять на его эволюцию, выбрал влияние гораздо более строгой личности — Шопенгауэра. И Шпенглер, с его обещанием пройтись по вечерним полям, мог кое-что ему сказать. Перед сочинением стихов о сексе, о других людях он всегда обращался к обоим философам. Вспомнился типичный вечер военного времени, затемнение в гарнизонном городке, мозолистые руки, хватавшие в темноте хихикавшие тела.

Сатиры, нимфы вскачь летят,
Фавны в клубах пыли,
Срывает покрывало дня
С брюха грязный Вилли.

Вот прожектор рылом вертит,
Словно скальпель в ране,
Ждет, когда Wille начертит
Vorstellungen[43] на экране.

Шлюх залило серебром,
Все их прибамбаски
Обретают в свете том
Строгость, прелесть, краски.

Глянь! Взметаются ракеты!
Туго был экран натянут.
Но трагической параболой
Палки снова вянут.

Неромантическое отношение к сексу. Любовь, сказал, кажется, Шопенгауэр, один из бесконечных киносеансов — Vorstellungen, — устроенных грязным Вилли, желанием, — киномехаником и одновременно менеджером, когда вялые тела жвачных смехунчиков проецируются на тугие сияющие экраны, представляясь некой реальностью, ценностью. Но дефляция, тяготенье к земле после соития, устрашают; видишь обесценившиеся слова желания — так скоро после произнесения, — такими, каковы они есть. Случайные образы онанизма не доставляют страданий, не лгут.

Эндерби вернулся в гостиную. Снова началась изжога, подобно предродовым схваткам. В стакане еще оставалось полно растворенной соды, поэтому не прошло полминуты, как ему удалось гулко буркнуть:

Грерррбругаррргаууууупфффф.

Последовал немедленный ответ сверху: трижды стукнул предостерегавший башмак. Эндерби кротко глянул в потолок, как бы на ворчавшего Бога. Пора переезжать. Услыхал что-то вроде:

— Заткнись, Эндерби.

Потом женский голос сказал:

— Оставь его в покое. Он тут ничего поделать не может. — Дальше началась очередь неразборчивых слов, закончившись криком Джека:

— Ах, вот как, да? А чья была идея? Ах ты, лживая сучка, скажешь, нет?

Ясно, уныние после соития. Эндерби уныло качнул головой и опять лег в постель. Он за неделю предупредит миссис Мелдрам и не подпишет контракт с миссис Бейнбридж. Пускай миссис Мелдрам покроет убытки за счет бесцветного улыбчивого молодого мужчины, который моется в ванне; если в «Феме» не появится еженедельное стихотворение Эндерби, вряд ли его читатели с крепким желудком расстроятся.

4

Все решилось. Утро принесло письмо от Весты Бейнбридж: