— Это я
— Обеспокоены?
— Да. За вас. — Она принюхалась к гостиной, с отвращением морща нос. — И вижу причину для беспокойства. Здесь полнейшая грязь. Кто-нибудь убирать приходит?
— Я сам убираю, — признался Эндерби, внезапно со стыдом ясней видя убожество своей жизни на фоне ее устрашающей благополучности. — Более или менее. — И повесил голову, как школьник.
—
— Меня зовут не Харри, — поправил Нехарри Эндерби. — Просто стих так подписан.
— Знаю, конечно, вас так звать не могут, в инициалах у вас «X» отсутствует. Все-таки вы подписались Харри, и вам Харри идет. — Она оглядела его, склонив головку на манер попугая, словно Харри был шляпой. — Повторю,
— Не знаю, — сказал сокрушенный псевдохарри Эндерби. — Понимаете, надо подумать. Куда ехать, и прочее. Что делать, и так далее, и тому подобное.
— Ну, — сказала Веста Бейнбридж, — несколько дней назад я чаем вас угощала, а вы мне обед предлагали, когда я не могла согласиться. По-моему, хорошо б вам сейчас повести меня куда-нибудь на ленч. А потом…
— В одно место я вас не могу повести, — предупредил Эндерби, преданный и разозленный. — Вполне определенно. Я там отравлюсь. Я там задохнусь. От любого глотка.
— Очень хорошо, — проворковала Веста Бейнбридж. — Ведите, куда хотите. А потом я приведу вас домой.
— Домой? — с внезапным испугом переспросил Эндерби.
— Да, домой. Домой, домой, домой. Знаете, к очагу. В то место, с которым ничто не сравнится. За вами надо присматривать. Я отведу вас домой, Харри.
Часть вторая
Глава 1
1
Эрррррррррррп.
Эндерби тошнило в очень маленькой уборной. А еще он только что женился. Эндерби, женатый мужчина. Блюющий новобрачный.
Когда лоб охладился, он сел, вздыхая, на маленькое седалище. Кругом внизу под ним июньская погода; июнь — месяц свадеб. В одиночестве, в жужжавшем и гудевшем крошечном туалетике, ему впервые удалось почувствовать радость и одновременно испуг. Невеста, пусть даже лишь в строгом костюме, уместном для регистрационной конторы, выглядела очаровательно. Как сказал сэр Джордж. Сэр Джордж снова стал дружелюбным. Все было прощено.
Она почти первым делом потребовала извиниться перед сэром Джорджем. Эндерби написал: «Страшно жаль, что я, кажется, уподобил ваше лордство глупому болвану, но думал, вы оцените этот слабый бунтарский жест. Вы ведь сами, бог знает зачем, со смертельными муками пробовали свои силы в искусстве и, хотя ради вашей поэзии ее распоследний ценитель даже не пукнет, вполне способны понять, какой часовой механизм заставляет поэта тикать и как он ненавидит тяжелую руку под пустой риторикой…» Это, сказала она, фактически не годится. Тогда Эндерби попробовал покороче, чистой прозой, и сэр Джордж с большой радостью принял скрипучее официальное извинение.
О, она принялась перестраивать его жизнь. С самого начала, за совместными завтраками в большой гостиной ее большой квартиры, за окнами которой маячила февральская Глостер-роуд, стало ясно, что дело может идти только одним путем. Ибо какие еще отношения считаются жизнеспособными в глазах света, как не те, что у них только что начались? Эндерби вынужден был отказаться от взаимоотношений домохозяйки с жильцом, поскольку не платил за жилье. Практически единственный другой известный ему тип отношений с женщинами: мачеха — пасынок. Он знал и ценил Весту за то, что она, чистая и красивая, — антипод мачехи. Второй брак отца повлек за собой кратких пасквильных теток со стороны мачехи и сказочно образцовую сводную сестру, слишком хорошую для сего мира и поэтому вскоре умершую от ботулизма, которую Эндерби визуально всегда представлял в виде болтавшейся на ниточке целлулоидной куклы, пародии на свою мачеху. Он не чувствовал Весту сводной сестрой. Подруга? Несколько раз прокатил это слово по нёбу, сплошь прописными буквами, и все такое прочее, испробовал на вкус меланхолическую сумрачную акварель с изображением Шелли и Годвин[46] с ляжками хористов, как на иллюстрации Блейка, созывавших на чтенья в причаленной лодке гостей, высокогрудых и довольно глупых леди, любительниц готических романов, под скрипичную игру мошек в скорбном воздухе. Эпипсихидион[47]. Эпиталамион[48]. О боже, с этого слова действительно все началось, ибо оно дало начало стиху.