Мистер Гвин

Потом она расстегнула на нем рубашку, последними — пуговки на манжетах. Стянула ее, опять-таки тщательно сложила и водрузила сверху на пиджак. Довольная, она какое-то время стояла без движения.

Потом чуть подалась назад, нагнулась и стала расшнуровывать ботинки Джаспера Гвина. Сняла их. Джаспер Гвин тут же поджал ноги, поскольку все человеческие особи мужского пола стесняются своих носков. Но Ребекка, улыбнувшись, стянула и их тоже. Все расставила и разложила по порядку, так, как сделал бы он сам, особенно стараясь, чтобы предметы выстроились в ровную линию.

Взглянув на Джаспера Гвина, сказала, что так-гораздо лучше.

— Так гораздо вернее, — сказала она.

Потом выпрямилась, вернулась на стул. Глупо, но сердце у нее колотилось, как после быстрого бега, — что-то подобное и виделось ей ночью, когда в голову пришла эта мысль.

Джаспер Гвин по-прежнему скользил взглядом по комнате и слегка шевелил руками. Для него, похоже, ничего не изменилось. Будто бы он внезапно превратился в животное, подумала все же Ребекка. Глядя на впалую грудь, тощие руки, она вернулась к тому времени, когда Джаспер Гвин был от нее далек, был писателем, фотографией, какими-то интервью, — вечерами напролет она, восхищенная, читала его книги. Вспомнила, как Том в первый раз послал ее в прачечную с сотовым телефоном. Ей это показалось безумием, и тогда Том не пожалел времени, объяснил вкратце, что за тип Джаспер Гвин. Рассказал ей, что к последней его книге есть посвящение. Может, она помнит: «П., на прощание». Разъяснил, что П. — это Пол, ребенок четырех лет, и Джаспер Гвин — его отец. Но они никогда не виделись, а причина простая: Джаспер Гвин решил, что он никогда и ни за что не станет отцом. И стоял на своем, мягко, но упорно. И еще одну вещь поведал ей Том. По меньшей мере две книги Джаспера Гвина изданы под чужим именем, но он, конечно, не скажет, что это за издания. После Том приложил ей ко лбу синюю шариковую ручку, вытянул губы и с силой дунул.

— Эта машинка стирает память, — объяснил он. — Ты ничего не слышала.

Ребекка взяла сотовый телефон и отправилась в прачечную. Она прекрасно помнила этого человека, как он сидел среди стиральных машин, элегантный, небрежно сложив руки на коленях. Он ей казался чем-то вроде божества, ведь она была еще маленькая, и это был первый раз. Он пытался что-то сказать ей насчет Тома и холодильника, но ей было трудно сосредоточиться, потому что он говорил, не глядя в глаза, голосом, который ей, казалось, был всегда знаком.

Теперь этот человек сидел перед ней — впалая грудь, тощие руки, голые ступни, положенные одна на другую, — элегантный, царственный ископаемый зверь. Ребекка задумалась о том, как долог может оказаться путь и сколь неисповедимы дороги опыта, если они привели тебя сюда, усадили голую на этот стул, чтобы на тебя смотрел человек, издалека приволокший свое безумие, превративший его в убежище для себя и тебя. Ей пришло в голову, что каждая прочитанная страница из его книг уже приглашала ее в это убежище и что в конечном счете с тех пор ничего не случилось, абсолютно ничего — просто тела, хоть не сразу, выстроились в ровную линию, как всегда с запозданием.

С того дня Джаспер Гвин появлялся в мастерской, одетый только в пару старых рабочих штанов. Так он стал похож на сумасшедшего художника, что ничуть не вредило делу.

37

Шли дни, и однажды вечером лампочка погасла. Старичок из Кэмден-тауна поработал хорошо. Она погасла, не мигая, тихо, как воспоминание.

Ребекка обернулась посмотреть — она сидела на кровати и ощущала что-то вроде едва различимого колебания в пространстве. Тоска пронзила ее, избежать этого было невозможно. Джаспер Гвин объяснял ей, как все закончится, и она знала, что именно произойдет, но не знала, с какой скоростью или насколько медленно. Уже давно она перестала считать дни и никогда не задавалась вопросом, что будет потом. Робела перед ним.

Джаспер Гвин поднялся, подошел к погасшей лампочке, встал под нею и принялся ее разглядывать с поистине научным интересом. Он вроде бы не волновался. Его, казалось, занимал вопрос, почему именно эта. Ребекка улыбнулась. Подумала, что если ему не страшно, то и ей бояться нечего. Уселась на кровать и оттуда глядела, как Джаспер Гвин кружит по мастерской, склонив голову, впервые заинтересовавшись листками, которые обычно прикреплял к полу и больше не смотрел на них. Подобрал один, потом другой. Выдергивал кнопку, забирал листок, совал его в карман, потом клал кнопку на подоконник, все время один и тот же. Занятие это поглощало его целиком, и Ребекка поняла, что могла бы прямо сейчас встать и уйти, а он даже не обратил бы внимания.

Когда погасла вторая лампочка, оба обернулись посмотреть, на мгновение подняли головы. Так летними ночами ждут, когда упадет звезда. В какой-то момент Джаспер Гвин вроде бы о чем-то вспомнил и тогда пошел и уменьшил звук в стереосистеме, воспроизводившей запись Дэвида Барбера. Держась за ручку, не сводил глаз с лампочек, добиваясь точнейшей, до миллиметра, симметрии.