Мистер Ивнинг

— Спиртное тоже никогда меня не утешало. Хотя, наверное, жизнь могла бы стать более сносной, особенно в эту эпоху, — она взглянула на бокал, опорожненный всего на пару глотков. — Поэтому я почти не нуждалась в алкоголе, перебирая в памяти вещи, которые исключила из своей жизни. — взглянув вверх, она изрекла: — Возможно, это прозвучит странновато, но в действительности мне осталось лишь человеческое лицо, — и, после минутного раздумья, она искоса посмотрела на мистера Ивнинга, который застыл с безе на поднесенной ко рту вилке. — Можно сказать, мне необходимо человеческое лицо, — говорила она, обращаясь к плотным страницам с рисунками Флаксмана. — Я не могу видеть своих слуг, хотя посторонние называли их привлекательными. (Не могу смотреть на собственные приобретения — я их слишком хорошо помню.) Нет, я говорю о непродажном человеческом лице. Разумеется, — сказала она, устремив невидящий взор в одну точку, — у кого-то оно есть, а у меня есть то, чего этому человеку так сильно хочется. Словом, мы, если даже не пара, то, уж во всяком случае, союзники.

Время текло, хоть и не быстро, но равномерно. Близилось утро. Мистер Ивнинг, открывавший рот лишь затем, чтобы пробовать блюда (которые привлекали его только вкусом, ибо он поужинал), взял салфетку, вытер красивые алые губы, смутившись, что испачкал льняную ткань, и встал. Миссис Оуэнс и ее сестра давно уже клевали носом или просто делали вид, будто дремлют, подле ухоженного камина. Поэтому мистер Ивнинг пожелал их неслышащим ушам спокойной ночи и вышел вон.

В пятый его четверговый визит к миссис Оуэнс произошла перемена, о которой он подозревал, опасался ее с самого начала, но почему-то был не в силах предотвратить.

Миссис Оуэнс с сестрой все больше игнорировали его приходы, и сторонний наблюдатель, не знакомый с соглашением, возможно, решил бы, что его присутствие дамам неприятно или что он слишком ничтожен — бедный родственник, не заслуживающий ни взгляда, ни слова.

Период мнимого безразличия и взаимного непризнания в одночасье завершился, когда Перл неожиданно заявила во весь голос, что яркий свет может испортить двусторонний ковер из крашеной пряжи на третьем этаже.

Не успела миссис Оуэнс уяснить эту новость или принять какие-нибудь меры (если, конечно, она собиралась что-либо предпринять для защиты ковра от света), как со стороны гостя послышался шум, и, повернувшись, миссис Оуэнс увидела, что после упоминания об особом ковре мистер Ивнинг изменился в лице. Оно дышало алчностью, страстным желанием, можно даже сказать — сумасшедшей жаждой наживы. Облик его и впрямь приковывал внимание своей красноречивостью, и, нарушив собственный этикет, миссис Оуэнс неожиданно спросила:

— Что с вами, сэр?

Но прежде чем эти слова слетели с ее губ, мистер Ивнинг, не дожидаясь разрешения, подошел к ее креслу.

— Вы сказали «двусторонний ковер из крашеной пряжи»? — очень резко спросил он.

Миссис Оуэнс, крайне изумленная его тоном и перемещением, ничего не ответила и вдруг услышала повелительный голос мистера Ивнинга:

— Покажите его сейчас же!

— Если только вы не лишились рассудка, мистер Ивнинг, — начала миссис Оуэнс и, достав из-под складок красного кашемирового платья огромную золотую цепь, сжала ее в руках, — будьте так любезны (я могла бы даже сказать «так вежливы») — вспомните хотя бы о нашем соглашении, раз уж вы забыли, кто я такая и что вы в гостях.

Затем она воскликнула — очень быстро, уничтожающе-гневным тоном и так громко, чтобы услышали на проходящем мимо пароходе:

— Вам не хватило терпения, и вы испортили всем удовольствие!

Стоя перед ней с разинутым ртом, ненадолго приведенный в чувство пощечиной, он лишь невнятно что-то пробормотал.

Встревоженная собственной вспышкой миссис Оуэнс поспешно добавила:

— Он еще не готов к показу, мой дорогой, мой особенный друг.

Тут миссис Оуэнс взяла его за руки и нежно их поцеловала.

Упав на колени, не отпуская ее холодных ладоней и глядя на морщинистые нарумяненные щеки, он взмолился:

— Одним глазком!

Она высвободила руки и дотронулась до его лба.

— И речи нет, — казалось, теперь она просто кокетничает, и голос ее стал выше на октаву. — Но этот день настанет, — она махнула, чтобы он снова сел, — быть может, когда меньше всего ждешь. У вас осталась только надежда, дорогой мистер Ивнинг.

Повинуясь ей, он снова сел, и эта унылая покорность вкупе со страхом успокоили миссис Оуэнс, придали ей сил, так что она нерешительно улыбнулась.

— Понимаете, право видеть ковер имеют лишь те, кто здесь живет, — она уже почти извинялась за свою тираду и, без сомнения, утешала его.

Он понурил голову.

Потом завыл северо-восточный ветер, и большая ставня на фасаде застучала, словно в агонии. Вскоре повалил твердый, точно град, снег.