Мистер Капоне

Кулачные бои один на один были меньшей из бед. Бои просто-напросто устанавливали внутреннюю дисциплину, решали споры и утверждали иерархию. Настоящие распри случались между конкурирующими бандами из-за территориальных разногласий или вопросов, касающихся престижа. Каждый чувствовал себя окруженным недоброжелателями, и был прав. Позже один еврейский бандит из Бруклина вспоминал: «Ирландцы, можно сказать, дрались в основном веселья ради, в то время как евреи всегда отбивались от чужих нападок». Вышеупомянутому ирландскому здоровяку запомнился другой Бруклин. Опасность грозила, даже когда они проезжали еврейский район на трамвае, не имея никаких дурных намерений. «Евреи не желали видеть в своем районе чужаков, – писал он много лет спустя, – поэтому нас гнали в шею». Итальянцам, кроме всего, угрожали еще и традиционные враги родителей. Если бы Аль Капоне, неаполитанец, решил завести дела чуть восточнее, на Флашин-авеню, неподалеку от старого дома, стал бы Лицом со шрамом еще раньше. (На Флашин-авеню дела вели сицилийцы.) Многие дети были вынуждены вступать в банды, чтобы хоть как-то защититься от поджидающих повсеместно опасностей. То же касается и Альфонса. В отличие от других он вступил в банду, как если бы просто отвечал на чей-то вызов.

Аль вступил в молодежную банду Потрошителей южного Бруклина (South Brooklyn Rippers), самую младшую группировку, в которую входили дети с одиннадцати лет. Теперь он мог ежедневно разгуливать по Нижнему Ист-Сайду в Манхэттене, где работал старший брат Ральф (вскоре привлекший внимание полиции из-за сорвавшейся мошеннической сделки по продаже автомобиля).

Через некоторое время Аль перешел в банду Сорока юных воров (Forty Thieves Juniors), занимающую более высокий статус. Она была дочерней организацией весьма влиятельной взрослой банды Пять пуль (Five Points).

Членство в серьезной манхэттенской банде служило показателем способностей, на которые непременно должны были обратить внимание высокопоставленные бандиты. Это сулило пропуск во взрослую банду, который Капоне при желании мог получить в возрасте 15–16 лет.

Никаких сколько-нибудь достоверных сведений, как проходила юность Альфонса, не сохранилось[12]. Одно можно сказать точно – Капоне ничем не выделялся. Несколькими годами позже бывший член детской банды Бруклина описывал Альфонса как «совершенно незаметного, всегда доброжелательного, мягкого и весьма посредственного» человека… Когда этот бруклинский мальчишка поднялся, старые друзья и знакомые были просто в шоке. Он стал на путь криминала. Член банды, в которой состоял Альфонс, говорил: «Подавляющее большинство бандитов завязывали с прошлым и становились добропорядочными гражданами». Бандиты порывали с криминальными знакомыми и устраивались на нормальную работу или шли получать образование. Понятно, решение каждого ребенка должно было быть осознанным. Однако в некоторых случаях решение обусловливалось не только рациональными соображениями, а связями и волей случая. Именно так Альфонс связался с бандой Forty Thieves Juniors. Сыграли роль два фактора, первый – всеобъемлющий и долгосрочный взгляд, второй – необходимость немедленного выбора.

Джон Торрио был преступником-интеллектуалом. Он родился в 1882 году в городе Орсара-ди-Пулья, в шестидесяти милях к востоку от Неаполя. В Нью-Йорк прибыл в два года, на руках матери. Отец погиб до иммиграции. Мария Торрио и Джон два года жили с братом. Мария работала швеей. Позже она вышла замуж за Сальваторе Капуто. Начало пути Торрио зависит, как именно он хочет представить, кому и с какой целью. Однажды, когда судья собирался объявить приговор, Торрио заявил, что отчим держал нелегальное питейное заведение на Джеймс-стрит, 86, внешне ничем не отличающиеся от среднего заведения в Малберри-Бенд[13]. В заведении, по словам Торрио, продавались нелицензированные и не облагаемые налогом (и потому более дешевые) самогон и пиво. Джонни трудился там в должности портье с семи лет. Его формальное образование в учебных заведениях в совокупности составляет тринадцать месяцев. В таких обстоятельствах Торрио было трудно вырасти добропорядочным гражданином.

В другом случае, убеждая иммиграционную службу США, что достоин оставаться гражданином страны, Торрио рассказывал, как, словно Горацио Элджер[14], грыз по ночам гранит науки, чтобы окончить среднюю школу после утомительной работы в отделе доставки в магазине отчима (на этот раз – почтенного бакалейщика). Торрио всегда знал, что люди хотели от него услышать.