Мистер Х. Стань моей куклой

Запах лекарств пропитал воздух в коридоре. Чем ближе подходила к кабинету психиатра, тем сильнее пахло химией, лекарствами, которыми обычно травили людскую печень, желая вытащить из-за грани. Постучавшись, долго ждала открытия. Вскоре в проеме двери показалась заспанная врач — подруга сексолога. Женщина запахнула белый халат и расчесала пальцами рыжие локона, чтобы выглядеть вновь опрятно, а не заспано. Глаза полуприкрытые, веки тяжелые. Женщина уставшая и заспанная, прислонила палец к губам, намекая о тишине. Распахнула дверь и позволила войти в больничное помещение с одиноким столом, стулом с компьютером и койкой в углу, где отвернутая к белой стене лежала Мэри. Она завернулась по шею в белую простыню, чтобы спрятаться от посторонних. Не твердым щитом, а хоть легкой преградой. На тихие шаги и шепот подруга не обратила внимания, продолжала спать или создавать видимость сна. Хотела, чтобы оставили в покое…не мучили … и не спрашивали. Поэтому я исполнила ее мысленный посыл и делала вид, что поверила в плохую игру под названием "спящая".

Бледная, худая, ребра насколько помню плотно обтянуты кожей. Дыхание сонное, ровное. Одна рука высунута из-под одеяла, а в голубую вену, четко просматривающуюся сквозь бледную кожу, вставлена игла. Желудок Мэри по-прежнему отторгал пищу, поэтому по трубке поступала питательная глюкоза. Мы не стала будить Мэри, просто посмотрели на ее состояние.

Помни, Катя, помни, кто довел Мэри до состояния ломки. Бонифаций и рыжеволосый парень, которого видела возле ног Кабана. Это они довели твою подругу почти до состояния самоубийства. Погасив жалость к Мэри, (и это не сочувствие), нет, это настоящая унизительная жалость. Мне жаль ее поломанной жизни, мне жаль, что она убивает сама себя. По своему собственному желанию. Но только винит меня в своих проблемах. Я ведь стройнее, обмен веществ лучше, и в этом я виновата. Парень обратил на меня внимание — это я виновата, глазки строила. Я получила пять балов, а она четыре, правильно это я ее заболтала по телефону на ночь. Для нее — я причина всех бед.

Психиатр взяла с рабочего стола белую прямоугольную карточку, по размерам больше чем визитка. Документ идеально поместился в кармане медицинского халата. Значит, врачи тоже имели доступ к учительскому зданию.

Мы вышли из кабинета, оставив Мэри «спать» дальше. Только сейчас любопытная психиатр обратила внимание на мою грудь. Я постаралась ладонью закрыть надпись с телефоном, но женщина продолжала с любопытством рассматривать.

— Как самочувствие Мэри? — решила отвлечь Милану (как гласила надпись на бейджике)

Психиатр отвлеклась, утихомирила свое любопытство и начала размышлять о дистрофии подруги и как ее могли допустить в университет? Психиатр говорила больше не о психоэмоциональном состоянии Мэри, а скорее о неприглядной внешности: «о груди, едва обозначившейся под кожей; тонких, костлявых ножках; о выпирающих костях; о торчащих ребрах и отсутствующих «вплюснутых ягодицах».

— В обнаженном виде она вызывает — отвращение! — на этой фразе возникло ощущение, что это меня пнули. Больно в живот с ноги и оставили бордовый насыщенный синяк, будто в наказание.

Не виновата я, что она начала худеть. Наверное, не виновата. Кто же знал, что ее любимый парень предложит мне свидание, а не ей? Сколько можно пенять за одно неудачное стечение обстоятельств? Мне до конца жизни придется ощущать вину? Не я травила ее одними овощами и фруктами, не я держала на воде и одном яблоке в день. Мне тоже страшно на нее смотреть, а как помочь не знала. И больно…больно. Захлебываюсь в этой боли, а выплыть из нее пока не могу, поэтому барахтаюсь и помогаю Мэри любыми методами. И горько смотрю на такую лучшую подругу.

Какая же она была хорошенькая и добрая будучи полненькой. Настоящее заряженное теплое солнце, а сейчас лед. Твердый и холодный, не мой.

Мэри продержат в больничном крыле около недели, будут насильно вводить питание через трубки, так легче будет усваиваться пища, потом должно полегчать. А я должна смотреть за ее регулярным питанием.

Милана-психиатр собралась уже уйти, оставить меня с информацией, взялась за ручку двери, но я быстро среагировала:

— А вы оставляете Мэри одну на ночь?

— Я — врач и соответственно несу ответственность за пациентов. Ты за кого меня принимаешь, девочка? — врач нахмурила густые брови цвета меди. Рыжий одинокий локон, выбившийся из прически, забрала за ухо и, недовольно вздернув подбородок, ушла обратно в кабинет. Грохнула дверью. Эхо долго гуляло по коридору.

Я кивнула белой двери с надписью «психиатр». Одиноко присела на корточки спиной к холодной стене рядом и обняла себя за колени. В коридоре по-прежнему никого нет, и я могла подумать. Необходимую информацию для взлома кабинета директора я получила в полном объеме.

Чтобы проникнуть в учительское крыло необходимо выкрасть карточку психиатра. Вылазку осуществить поздно ночью, когда все жители университетского городка будут спать, возможно за исключением охранников, изредка патрулирующих дорожки. А код от двери в ректорский кабинет…