– Сотрудники службы безопасности не берут с собой мобильники, когда они при исполнении, потому что всякий раз, когда у нас такие большие шоу – я хочу сказать, большие детские шоу, со взрослыми иначе, – сети перегружены, и дозвониться невозможно. Охранники носят с собой…
Холли дергает Ходжеса за рукав.
– Не делайте этого. Вы его спугнете, и он приведет ее в действие. Я знаю, что приведет.
– Возможно, она права, – соглашается Джером. И, вспомнив свой статус стажера, добавляет: – Сэр.
Голлисон в тревоге смотрит на них.
– Спугнете кого? Приведет в действие что?
Ходжес поворачивается к сторожу.
– Так что при них? Рации?
– Да. Маленькие такие… – Он касается уха. – Напоминают слуховой аппарат. Как у ФБР и разведки. Что здесь происходит? Скажите мне, что это не бомба. – Ему не нравится выражение бледного и потного лица Ходжеса. – Господи, неужели?
Ходжес проходит мимо него в складское помещение, заставленное всяческой бутафорией, мебелью, пюпитрами; здесь же расположены столярная мастерская и пошивочный цех. Музыка все громче, дышать Ходжесу все тяжелее. Боль ползет по левой руке, в груди тяжесть, но голова пока ясная.
Брейди или побрился наголо, или оставил короткие волосы, которые перекрасил в другой цвет. Мог использовать тональный крем, чтобы изменить цвет кожи, вставить контактные линзы другого цвета, надеть очки. Но он все равно остался бы одиноким мужчиной, пришедшим на девчачий концерт. И после наводки, полученной Уиндомом, привлекал бы внимание и вызывал подозрения. Плюс взрывчатка. Холли и Джером знают о ней, но Ходжес знает больше. Стальные шарики, скорее всего много стальных шариков. Даже если его не остановили у дверей, как он сумел пронести все это в зал? Неужто служба безопасности работает так плохо?
Голлисон хватает его левую руку, а когда трясет, Ходжес чувствует, как боль добирается до висков.
– Я пойду сам. Как только увижу охранника, попрошу его связаться с Уиндомом, чтобы он пришел сюда и поговорил с вами.
– Нет, – возражает Ходжес, – вы этого не сделаете.
Холли Гибни – единственная, кто адекватно воспринимает ситуацию. Мистер Мерседес в зале. У него бомба, и только благодаря милости Божьей он ее еще не взорвал. Слишком поздно привлекать полицию, слишком поздно привлекать службу безопасности ЦКИ. И для него слишком поздно.
Но.
Ходжес садится на пустой ящик.
– Джером, Холли, идите сюда.
Они подходят. У Джерома круглые глаза. Он едва сдерживает панику.
– Одного обритого черепа недостаточно. Он принял меры для того, чтобы выглядеть безвредным. Возможно, я знаю, как он это сделал, а если я прав, то знаю, где его искать.
– Где? – спрашивает Джером. – Скажите нам. Мы его возьмем. Обязательно.
– Это будет нелегко. Он уже настороже, постоянно проверяет свое личное пространство. И он знает тебя, Джером. Ты покупал у него мороженое, когда он приезжал на этом чертовом фургоне «Мистер Вкусняшка». Ты мне сам это говорил.
– Билл, мороженое у него покупали тысячи людей.
– Конечно, но много ли
Джером молчит. Теперь его очередь кусать губы.
– Насколько большая бомба? – спрашивает Голлисон. – Может, включить пожарную тревогу?
– Только если вы хотите получить гору трупов, – отвечает Ходжес. Говорить ему все труднее. – Он взорвет бомбу, как только почувствует опасность. Вам это надо?
Голлисон не отвечает, и Ходжес поворачивается к двум своим столь далеким от полицейской службы Ватсонам, которых этим вечером Бог или капризная судьба определили ему в помощники.
– С тобой риск слишком велик, Джером, и конечно, я сразу выбываю из игры. Он начал следить за мной задолго до того, как я узнал о его существовании.
– Я подойду к нему сзади, – говорит Джером. – Он меня не увидит. Тем более в темноте, когда освещена только сцена.
– Если он такой, каким я его представляю, твои шансы – в лучшем случае пятьдесят на пятьдесят. Этого недостаточно.
Ходжес смотрит на женщину с седеющими волосами и лицом подростка-невротика.
– Надежда только на тебя, Холли. Сейчас рука у него на спусковом крючке, и ты – единственная, кто может подойти вплотную без опаски, что он тебя узнает.
Она закрывает искусанные губы одной рукой, но, похоже, этого недостаточно, потому что добавляется и другая. Глаза у нее огромные и влажные.
– Если только вы пойдете со мной, – говорит она сквозь руки.
– Я не могу, – отвечает Ходжес. – У меня сердечный приступ.
–
– Мистер Голлисон. В зале есть сектор для людей с ограниченными возможностями? Должен быть, так?
– Да. На полпути от сцены к верхним рядам.
– Теперь слушайте, вы двое, – говорит он. – И не заставляйте меня повторять.