Мистер Несовершенство

Я не могла не посочувствовать этой женщине. Зная Томаса слишком хорошо, я прекрасно понимала, что он может уничтожить буквально парой фраз даже сильного противника. Что уж говорить об обыкновенной женщине? И при этом он ведь… не злой, просто вот такой. Нет ему дела до чужих эмоций, ничего и никогда он не намерен делать для кого-то легче переносимым. Зачем?

— А теперь я связана по рукам и ногам обязательством о неразглашении. И на послезавтра назначены искусственные роды. Потому что мой ребенок, — она споткнулась на слове «мой», — вернее, ребенок, которого я вынашиваю, теперь больше никому не нужен.

— Как это не нужен? — Я вскинулась и стукнулась головой о стену.

В висках застучало, сердце сорвалось в дикий темп. Нет, я все понимаю, но не такое же, Томас!

— А вот так. Томас вчера приехал, сказал, что пообщался с той, кому раньше верил, и понял, что был жестоко обманут. Поэтому он расторгает договор со мной. Понимаешь? Я думала, что мы подписали брачное соглашение с отсрочкой. А оказалось, что мне хитростью подсунули договор на суррогатное материнство. И что если я хоть кому-то расскажу о его содержании, то не расплачусь до конца своих дней. А он, вернее, она уже бьется. Понимаешь? Она уже стучит кулачками в живот. Она уже все слышит. Все понимает. Да, я знаю, теперь знаю, что я всего-навсего инкубатор, я даже не ее мама, но мне ее жаль. А вы… — Изабелла вздохнула и закончила: — а вы собираетесь ее убить. Чудовища Мортинсон. Оба.

И она бросила трубку.

— Подруга, кто это был? — Ко мне, так и оставшейся сидеть на полу возле телефона, предусмотрительно поставленном мною на зарядку до первого бокала, подошла зевающая Мари.

— Изабелла, — ответила я, задумчиво постукивая углом телефона о губу.

— Не поняла. Какая Изабелла? Козлотомасовская беременная подружка?

— Не подружка, — покачала я головой.

— В смысле — не подружка? Я же своими ушами слышала… О! И, кстати, ты так и не рассказала, зачем он звал тебя на встречу.

— Ты даже не представляешь. — Я с силой потерла щеки, пытаясь хоть немного разогнать легкую дремоту, как всегда навалившуюся на меня после выпитого вина.

— Когда это касается твоего бывшего? Да тут я чего угодно могу ожидать, уж после этой выходки с запиранием… гад.

Если я сейчас расскажу ей о дикости с этим ребенком… моим ребенком, которого мне муж собирался принести, считай, на блюде в качестве примирительной жертвы или подношения… Господи, даже думать вот так меня ужасает! Короче, Мари точно взорвется, а это будет громко и долго. Не до того. И знаю, что получу за молчание. Но втягивать еще и ее не хочу.

— Мари, ты можешь подкинуть меня на 27-ю стрит? — перебила я ее, бормотавшую что-то.

— Не поняла снова, ты собираешь в логово паука? — изумленно уставилась она на меня.

— Увы, Мари. Мне на самом деле надо поговорить с Айзеком.

— Он сожрет тебя с потрохами. Ты же знаешь, что он тебя не переваривает. И вообще я уверена, что он сам запал на твоего Томаса.

О да, это наша уже довольно бородатая шутка. Подруга всегда утверждала, что неприязнь семейного адвоката ко мне произрастает как раз из чрезмерной приязни того к моему бывшему супругу.

— Не выдумывай, Мари. Он вполне гетеросексуален. И я знаю, что у нас несколько напряженные отношения, — со вздохом ответила я. — Но кроме него, никто сейчас не сможет разъяснить мне некоторые пункты нашего с Томасом брачного договора.

Через сорок минут я вошла в стеклянное здание, где располагалась знаменитая на весь штат адвокатская контора «Грейсон и Партнеры».

— Ну надо же. Сама Алеена Мортинсон решила почтить наш скромный офис, — зло поблескивая стеклами дорогих очков, на меня смотрел Айзек Грейсон, друг и адвокат Томаса.

Увы, не мой. Ни друг, ни адвокат. За все годы совместной жизни с бывшим мужем я так и не смогла найти подход к этому человеку. С первого дня он невзлюбил меня и даже не пытался скрывать этого отношения хотя бы из элементарной вежливости. И я искренне не понимала, чем так пришлась ему не по душе, но с грустью признавала, что такая честность в отношениях тоже должна цениться. По крайней мере, Айзек никогда не пытался мне улыбаться или лебезить передо мной, как многие другие сослуживцы и партнеры Томаса.

— Добрый день, Айзек. Я знаю, что не записана на прием, но все же очень надеюсь, что…

— День в принципе перестал быть добрым, когда в мой кабинет зашла миссис Мортинсон. И я бы хотел сказать вам, что слишком занят для того, чтобы принять вас, но до тех пор, пока вы все еще являетесь миссис Мортинсон, я вынужден уделять вам время.

Боже, он говорил со мной так, словно прицельно швырялся острыми ледышками, но у меня были годы практики в таком, так что задеть не выйдет.

— Именно об этом я и хотела поговорить, Айзек. Томас был слишком расстроен во время нашей последней встречи, он говорил очевидно нелепые вещи…

— Ну-ка, ну-ка, удивите старину Айзека. Хотел бы и я услышать хоть раз в жизни хоть одну нелепость из уст Томаса. — Его глаза так и вещали, что единственная нелепость, случившаяся с его подопечным, это я.