Мистер Невозможность

Диклан рассказывал ей историю картины «Набросок в черном и зеленом» Джона Уайта Александера, о том, какой фурор она произвела в свое время, учитывая, что портрет изображал женщину, чей муж убил ее бывшего любовника посреди Мэдисон-сквер-гарден, и, изобразив временное помешательство, вышел сухим из воды. В качестве примечания он добавил, что Джон Уайт Александер был женат на Элизабет Александр Александр, женщине, с которой друзья познакомили его на вечеринке, сочтя забавным их одинаковые фамилии.

Джордан рассмеялась, ее рука дрогнула, и кисть с титановыми белилами соскользнула.

Катастрофа.

Не успев себя остановить, девушка провела на холсте яркую линию по краю шеи Диклана. Она с досадой схватила тряпку, но краска оказалась слишком влажной, чтобы полностью стереть оплошность. Край остался подсвеченным. Однако, когда она слегка повернула голову в сторону, пытаясь решить, какие шаги предпринять, чтобы поправить границу, то осознала, что это свечение, как ни удивительно, замечательно вписалось. Непохоже на реальность. Но ощущалось реальным. То, как свет играл на фоне темноты, обманывало ее глаз точно так же, как край реального объекта. Диссонанс оказался верным. Вместо того чтобы исправить промах, она подчеркнула его настолько, насколько хватило смелости.

На следующем сеансе Джордан еще больше осмелела. Она усилила эффект, выдвинув его за грань комфорта. Пока не стало казаться, что это более реально, чем сама реальность. Она не знала, сработает ли эффект, поскольку речь уже не шла о подражательстве. Это была неизведанная дорога.

Чувствовала ли она себя иначе, работая над портретом? Конечно, это ощущалось по-другому. Страшно. Но захватывающе. Она жаждала, чтобы люди восхищались ее работой. И боялась, что им не понравится.

Подлинное произведение Джордан Хеннесси.

– Это какое-то безумие, правда, – заметила Джордан. – Вся эта затея с живительным магнитом. Все сходят с ума, пытаясь заполучить его, они настолько редки, что это практически невозможно. И вот она я, решаю: ох, ну ладно, тогда я просто сделаю его сама. Никогда не считала себя эгоисткой, но, пожалуй, этого у меня не отнять.

Диклан улыбнулся от ее слов, как обычно, отворачивая лицо в сторону.

– Я немного удивлен, что ты никогда не считала себя эгоисткой.

– Как мило.

– Могу я на это взглянуть? – спросил он.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что ты самый большой сноб мира искусства, которого я знаю, а это о многом говорит, а еще ты Лжец с большой буквы «Л», не думаю, что переживу, если тебе не понравится, и полагаю, не вынесу, если ты соврешь, что нравится.

– Думаешь, я все еще способен убедительно тебе лгать? – с некоторым любопытством спросил Диклан.

– Почему бы и нет?

– Считаешь, я бы так поступил?

– Почему бы и нет?

– После всего что было?

– После всего чего? – насмешливо спросила она. – После того как я угнала твою машину.

Некоторое время они молчали. Диклан, еще более задумчивый, чем его двойник на портрете, смотрел в темноту за окном. И Настоящий Диклан, и Портретный держали руки одинаково, неровно сцепив пальцы, что почему-то наводило на мысль о власти и покое. Однако Портретный Диклан изображал прообраз всего за пару минут до того, как он быстро повернет голову, пряча тайную улыбку, свое личное «я». Глаза человека на портрете были полуприкрыты, он смотрел в сторону с выражением тонкого искреннего веселья на лице. У реального Диклана они оставались широко открытыми и безрадостными.

– После смерти отца моя мать заснула не сразу, только через несколько дней, – произнес он.

Джордан потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что он имел в виду присненную Аврору, а не свою биологическую мать, Мор О-Коррах. За все время их знакомства он впервые заговорил об этом.

– Он умер мгновенно. Ему размозжили голову. Чтобы привести в порядок место преступления, полиции пришлось собрать часть гравийной дорожки, можешь себе представить такую работенку – лопату в руки и вперед, убедись, что вы собрали все осколки, мы же не хотим, чтобы дети спотыкались о чье-то серое вещество. Однако мать не забрали, она еще не выглядела мертвой. Она выглядела прекрасно. В порядке, насколько можно ожидать при данных обстоятельствах. Нет, на это ушло несколько дней. Она разрядилась, как батарейка. Чем дальше от него, чем больше времени проходило со дня его смерти, тем меньше от нее оставалось, а потом она просто… заснула.

Этот голос не принадлежал привычному Диклану-рассказчику. Здесь не было игры на публику. Он смотрел в пустоту.