Мистер О

— Тебе должно нравиться то, что т рисуешь. Вот и весь секрет, — говорю я, неотрывно глядя на нее.

Харпер не знает, что я только что ей сказал. Она понятия не имеет, сколько раз я ее рисовал, и как сильно она мне нравится. Настолько сильно, что прямо сейчас я далеко за пределами слова «нравится». Она просто улыбается и говорит:

— Хорошо, что тебе нравится рисовать рыцаря в плаще, который может заставить женщину выгнуть спину и поджать пальцы от удовольствия. Тем более, что ты так хорош в этом.

К черту Фидо. К черту глупую ревность. На хрен ревность любого рода. Прямо сейчас я чувствую стопроцентное удовлетворение от хорошо выполненной работы.

Кстати, о работе…

— Хочешь пойти со мной на рабочую вечеринку? — спрашиваю я, а затем рассказываю о коктейльной вечеринке, которую Серена попросила меня посетить в эту пятницу.

— Я должна буду продуть игру в боулинг? — Харпер постукивает пальцем по моей груди. — Раз уж мы об этом заговорили, ты до сих пор должен мне матч-реванш.

— Обещаю, что ты его получишь. Но все же, ты пойдешь со мной? Джино — такая капризная задница, — говорю я, а затем поднимаю ладонь. — Подожди. Мы же решили, что «задница» — это комплимент. Он — капризный, скользкий тип, и просто издевается надо мной. Но хотя это и так, я должен играть в его игру и делать ответный ход. И я бы очень хотел, чтобы ты была там.

— Конечно, я пойду. И насчет Джино — шли его на хрен.

Мои глаза загораются, и я указываю на нее.

— Эй. Вот еще одно. Почему «трахаться», «иметь», слать «на хрен» — это оскорбление?

— Хм-м-м. Отличное замечание.

— Правда? Все говорят «поимей», «трахни», «иди на хрен» как оскорбление. Но, черт возьми, трахаться — это самое приятное в мире.

— Мы создадим новый словарь. Мы возьмем слово «трахаться» или нет, «на хрен» и превратим его в…

— Я знаю! Мы скажем, будто это благословение, — я смягчаю голос и говорю благоговейным и обожаемым тоном. — Трахнись, дитя мое. Иди на хрен с миром.

— Или, — говорит Харпер взволнованным голосом, — мы можем использовать его, когда нам что-то нравится. Пусть это слово в нашем словаре обозначает слово «нравится».

Я оборачиваю руку вокруг ее бедра.

— Эй, знаешь что, Харпер? На хрен душ.

Я веду ее в душ и знакомлю с кафельной стеной, а также моим безмерным аппетитом к ней. Она тоже довольно голодна, и это фантастически, трахать ее снова тогда, когда вода скользит по моей спине, ее ноги обнимают меня, и когда она распадается на части в моих руках.

Когда кончает, она тихо шепчет мне на ухо:

— На хрен тебя.

Я смеюсь.

— И тебя тоже на хрен.

Глава 26

— Я не знаю, как собираюсь ей сопротивляться, — с тоской в голосе говорит Уайат следующим утром в Центральном парке.

— Натали?

Он качает головой.

— Маленькая коричневая симпатяжка. Взгляни на нее. Как я должен удержаться и не увести ее к себе домой? Она может поместиться в моем поясе для инструментов, — говорит он, почти воркуя, когда указывает на шоколадного цвета минпина[34], которого выгуливает. Я же выгуливаю помесь таксы.

— Ты даже не носишь пояс для инструментов, — говорю я, когда мы сворачиваем на тропинку. — Тебе просто нравится придерживаться имиджа «мастера», даже если половину времени ты проводишь за столом.

— Что я могу сказать? Я также хорошо справляюсь с инструментами, как и жонглирую своей собственной империей.

— Тогда ты должен забрать ее с собой, — говорю я, указывая на собаку. — Просто подумай, как она может помочь тебе с женщинами. Будем откровенны, она — магнит для цыпочек, — я кладу руку ему на плечо в сочувствующем жесте. — Тебе потребуется вся помощь, которую ты сможешь получить, Вуди.

— Рэнди, — отвечает он раздраженно. — Наши родители дали нам самые худшие вторые имена.

Я смеюсь.

— Они наверняка хотели, чтобы мы мучились с самого рождения.

Уайат останавливается и смотрит на меня знающим взглядом.

— Но давай не будем говорить о вторых именах. Давай поговорим о… эй, как насчет девушек с аллитерационными именами? ХХ, кхе-кхе.

— Ты знаешь, что такое аллитерация[35]? — спрашиваю я, обходя его, пока накручиваю поводок на руку.

Он пренебрежительно качает головой.

— Знаю. В дополнение к мозгу рабочего, у меня также есть мощный нос, чтобы вынюхивать всю чушь, что ты несешь, — говорит он, и я притворяюсь, что занят наблюдением за таксой, исследующей кустарник.

Уайат не отступает и говорит лишенным сарказма или нашей обычной пустой болтовни голосом:

— Когда ты собираешься рассказать Спенсеру?

— О чем? — хмурюсь я. Я проделываю замечательную работу, изображая недоумение.

Он смеется.

— Ну же, мужик. Перестань прикидываться. Я знаю, что между тобой и Харпер что-то происходит. Я видел, как вы танцевали.

— Это был просто танец.

Просто танец. Просто поцелуй. Просто секс. Просто лучшие ночи в моей жизни. Моя грудь наполняется теплом от воспоминаний о последних вечерах с Харпер.

Уайат вздыхает.