Мистер О

Может быть, она в душе. Я смотрю на часы. Уже два часа дня.

И он звонит, и звонит, и звонит.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана. Может быть, мне следовало сначала позвонить. Она может быть где угодно. Возможно, прямо сейчас она даже устраивает магическое шоу.

Ладно, может быть, не в понедельник днем.

Стоп. Я щелкаю пальцами. Она сказала, что пойдет на занятия. Затем займется стиркой. Я снимаю блокировку с экрана, чтобы позвонить ей, когда вижу от нее сообщение, и мое сердце тут же начинает бешено колотиться.

Принцесса: Где ты? Швейцар звонит, и звонит, и звонит.

За этим сообщением приходит еще одно.

Принцесса: О, ты можешь быть где угодно. Я, наверное, могла бы позвонить. В конце концов, мой телефон многофункционален.

Мое сердце трепещет от ее слов. Она у меня дома. Черт возьми, она у меня дома. Я набираю ее номер, но прежде, чем нажимаю на вызов, мой телефон звонит.

— Я у тебя дома, — говорю я сразу же, как только отвечаю на звонок.

— А я у тебя, — говорит она, и я слышу что-то вроде облегчения в ее голосе, что-то похожее на надежду. Я хочу удержать возможность того, что это может значить, в своих руках.

— У меня есть идея, — быстро говорю я. — Встретимся посередине?

— На Восемьдесят четвертой улице? — она живет на Девяносто пятой, а я на Семьдесят третьей.

— Мне нравится, когда ты занимаешься математикой. Да, встретимся в Центральном парке на Восемьдесят четвертой.

— Ты поедешь на такси или пойдешь пешком?

— Пешком.

Десять минут спустя я стою у входа в парк, под бронзовой и красной листвой вишневого дерева, пока полуденный поток транспорта проносится мимо со свистом. Я вышагиваю взад-вперед, ожидая ее, выглядывая в толпе до тех пор, пока не замечаю, как она быстро, почти бегом, идет в мою сторону.

Мое сердце бешено колотится, словно дикая птица в клетке, и я не знаю, почему оно еще не выпрыгнуло из моей груди. Понятия не имею о том, что Харпер собирается сказать, или, почему она была у меня дома и что произойдет дальше, но она здесь. Она искала меня, и это обнадеживает, ведь когда она искала и нашла меня в прошлый раз, та ночь стала началом наших странных отношений.

Осенний ветерок обдувает ее волосы, и рыжие пряди прижимаются к ее щекам, когда Харпер идет ко мне и смотрит прямо мне в глаза.

— Я люблю тебя, Ник. И если ты попросишь меня поехать с тобой, я поеду.

И мое сердце, клянусь, выпрыгивает из груди прямо ей в руки, где она может держать его вечно, ведь оно принадлежит ей. В этот момент я безумно и бесповоротно влюбляюсь в нее.

Она прикасается руками к моим щекам и начинает говорить прежде, чем ко мне возвращается дар речи.

— Сегодня утром я не ответила на твое признание, потому что хотела, чтобы ты сам принял решение, — говорит она и пристально смотрит на меня своими голубыми глазами. — Вот почему я сразу же ушла, чтобы ты смог спокойно сделать выбор, который тебя осчастливит. Я не хотела, чтобы ты беспокоился обо мне или думал, что должен от всего отказаться потому, что любишь меня. Но все это время я была раздавлена, потому что чувствую то же, что и ты. И я знаю, как много это для тебя значит, а ты много значишь для меня, и я хочу, чтобы ты знал, что я поеду с тобой. Потому что я тоже тебя люблю.

Я не могу ее не поцеловать. Я прижимаюсь своим губами к ее, сминаю их своими и целую женщину, которую люблю, и которая любит меня в ответ.

Нью-Йорк и осень. Харпер и я. Любовь и дружба.

Я так чертовски счастлив, что не могу сдержаться. Я не могу удержать всю эту радость в себе. Мы целуемся, и целуемся, и целуемся, и я не могу остановиться. Я запускаю руку в ее волосы, сжимаю эти мягкие, шелковистые пряди, пока мы целуемся рядом с Центральным парком, где я встретил ее на половине пути ко мне.

Только нам не нужно идти на компромисс. Ей не нужно отказываться от чего-то ради меня. Когда я разрываю поцелуй, я радостно улыбаюсь, как одухотворенный дурак.

— Ты не можешь поехать со мной, — говорю я, и в глазах Харпер начинает мерцать грусть.

— Почему? — ее голос срывается.

Я прижимаю палец к ее губам.

— Потому что я не поеду.

— Что? — она поглаживает мою грудь. — Ты сумасшедший? Это шанс всей жизни.

Я пожимаю плечами.

— Может быть, и так. А может, и нет. Сейчас шоу меня не волнует. Оно дало мне все, что я мог когда-либо хотеть, но оно не дало мне тебя. Всю свою жизнь больше всего на свете я любил рисовать, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — До тебя.

Харпер дрожит.

— Остановись. Это безумие.

Я качаю головой.

— Это не безумие. Это правда. У меня будет другое шоу. А может, и не будет. Но другой тебя у меня не будет никогда.

Она прижимает руку ко рту так, будто пытается скрыть дрожь своих губ. Но слеза, скатывающаяся по щеке, выдает ее.

— Харпер, я люблю тебя больше, чем «Приключения Мистера Оргазм». И я не могу просить тебя покинуть Нью-Йорк.