Лицо мужчины, который сидел перед мистером Пайном, выглядело измученным и было покрыто сетью морщин.
– Ну что же, что сделано, то сделано, – произнес он. – Теперь со мной все кончено. Я полагаю, вы вернете девушке ее игрушку? Меня всегда удивляла эта языческая страсть к украшательству. Ее можно проследить до эпохи палеолита. Один из первых приобретенных рефлексов, который появился у женщин.
– Боюсь, что вы недооцениваете мисс Кэрол. Она девушка умная и, что важнее, совсем не бессердечная. Думаю, что она никому ничего не скажет, – возразил Паркер.
– Чего не скажешь о ее папаше, – заметил археолог.
– Думаю, он будет вести себя так же. Понимаете, у «па» есть собственные причины молчать. Сережка не стоит сорока тысяч долларов. Ее красная цена – пятерка в базарный день.
– Вы хотите сказать…
– Вот именно. Девочка ничего не знает. Она свято верит, что жемчуг настоящий. Сомнения появились у меня еще вчера. Мистер Бланделл слишком громко распространялся о своих деньгах. Когда дела плохи и вы попадаете в болото, то все, что вам остается, – это сделать хорошую мину при плохой игре и блефовать напропалую. Вот мистер Бланделл и блефовал.
Внезапно доктор Карвер улыбнулся. Было странно видеть на его лице эту открытую мальчишескую улыбку.
– Так значит, мы все здесь бедны, как церковные крысы?
– Вот именно, – ответил мистер Паркер Пайн. – «А общность интересов делает нас удивительно добрыми»[53]
.Рассказ одиннадцатый
Смерть на Ниле[54]
Леди Ариадна Грэйл нервничала. С того момента, как она ступила на борт парохода «Файюм», ее раздражало абсолютно все. Ей не нравилась ее каюта. Она могла пережить утреннее солнце, но не послеобеденное. Поэтому Памеле Грэйл, ее племяннице, пришлось уступить ей свою каюту по противоположному борту. С ворчанием леди Ариадна перебралась туда.
Она напустилась на свою сиделку, мисс Элси Макнотон, которая дала ей не тот шарф и упаковала ее маленькую подушку, вместо того чтобы оставить ее незапакованной. Она отчитала своего мужа, сэра Джорджа, за то, что он купил ей не те четки, – она хотела из ляпис-лазури, а он купил из сердолика. Джордж всегда был идиотом!
– Прости, моя дорогая, прости, – взволнованно извинился супруг. – Я схожу и поменяю их. У нас еще масса времени.
Единственным, на кого леди не нарычала, был секретарь ее мужа Бэзил Уэст, потому что никто никогда не рычал на Бэзила – его улыбка разоружала с первого мгновения.
Однако больше всего, естественно, досталось переводчику Мохаммеду – импозантному и дорого одетому типу, которого, казалось, ничто не могло вывести из себя.
Когда леди Грэйл увидела пассажира, сидевшего в плетеном кресле на палубе, ее гнев уже невозможно было сдержать.
– В офисе они четко сказали мне, что мы будем единственными пассажирами! Конец сезона, и никто больше не собирается ехать в эту поездку! – воскликнула она.
– Это так, леди, – спокойно ответил Мохаммед. – Вы, ваши сопровождающие и один джентльмен. Вот и всё.
– Но мне сказали, что на пароходе мы будем одни!
– Именно так, леди.
– Это совсем не так. Мне солгали! Что этот человек здесь делает?
– Он приехал позже, леди. Уже после того, как вы купили билеты. Он решил ехать только сегодня утром.
– Это абсолютное надувательство!
– Всё в порядке, леди. Он хороший джентльмен, очень тихий, очень приятный…
– Вы идиот! Вы ничего в этом не понимаете… Мисс Макнотон, где вы? Ах, вот вы где! Я ведь уже несколько раз просила вас не отходить далеко. Я могу потерять сознание. Проводите меня в каюту, приготовьте аспирин, и пусть Мохаммед не смеет больше ко мне приближаться. Он готов повторять «всё в порядке, леди» до тех пор, пока я не завизжу!
Мисс Макнотон без единого слова протянула Ариадне свою руку.
Сиделка была высокой женщиной тридцати пяти лет, обладавшей спокойной, неброской красотой. Она устроила леди Грэйл в каюте, обложила ее со всех сторон подушками, дала ей аспирин и выслушала постепенно ослабевающий поток ее жалоб.
Леди Ариадне было сорок восемь лет. С шестнадцати лет она страдала от избытка денег. Десять лет назад эта дама вышла замуж за обедневшего баронета, сэра Джорджа Грэйла.
Она была крупной женщиной с приятными чертами лица, которое было испещрено морщинами и с которого никогда не сходило капризное выражение. Яркий макияж, которым она пользовалась, только подчеркивал разрушительное действие времени и несносного характера. Волосы леди попеременно красила или в платиновый, или в красновато-коричневый цвета, из-за чего те выглядели совсем блеклыми и усталыми. Одевалась она слишком броско и носила слишком много драгоценностей.
– Передайте сэру Джорджу, – закончила Ариадна, обращаясь к мисс Макнотон, которая молча стояла с непроницаемым лицом, – передайте ему, что он должен избавиться от этого пассажира на нашем пароходе! Мне необходимо уединение! После всего того, что я пережила за последнее время… – И она закрыла глаза.
– Конечно, леди Грэйл, – сказала сиделка и вышла из каюты.