Мама пришла в класс в тот же день. Она не предупредила меня. Я понятия не имела, о чем она собиралась говорить. Она не знала ничего, кроме того, что прочла в Библии.
Точно так же, как и Гилберта, мистер Уоттс нашел меня своими огромными глазищами.
— Матильда, ты не хотела бы представить нам гостью?
Я поднялась и объявила то, что все уже знали.
— Это моя мама.
— А у мамы есть имя?
— Долорес, — сказала я и соскользнула ниже под парту. — Долорес Лаимо.
Мама улыбнулась мне в ответ. На ней был зеленый шарф, который папа прислал ей в самой последней посылке, которую мы получили. Она носила его, плотно завязанным на затылке, так же, как повстанцы носили свои банданы. Ее волосы были стянуты в тугой узел. У нее был вызывающий вид. Губы поджались, ноздри раздулись. Отец говорил, что в ее жилах течет кровь праведников. Ей надо было стать священником, говорил он, потому, что для мамы убедительность была совсем не умственным упражнением. Здесь не было места качеству аргументов. Все дело было в силе веры. И каждая ее часть — от белков глаз до мускулистых голеней — говорила за нее.
Мама улыбалась не часто. Когда она это делала, то почти всегда в знак победы. Или ночью, когда она думала, что одна. Когда она думала, то выглядела рассерженной, будто само это действие было потенциально разрушительным и даже способным довести до унижения. Даже когда она сосредоточивалась, то выглядела сердитой. На самом деле, она выглядела сердитой большую часть времени. Я думала, что все потому, что мама думала о моем отце. Но она не могла думать о нем постоянно.
Она знала содержание, как она выражалась, Благой Книги. Она много размышляла о ней. И я бы и не подумала, что в той книге было что-то, что могло ее разозлить, но она выглядела именно так, и потому многие дети боялись ее.
Она, должно быть, догадывалась об этом, поэтому говорила более мягким голосом — тем, который я слышала до той ночи, когда между нами встали «Большие надежды».
— Дети, я пришла поговорить с вами о вере, — начала она, — вы должны во что-то верить. Да, должны. Даже пальмы верят в воздух. А рыба верит в море.
Она окинула взглядом класс, и начала изливать свои мысли на единственную тему, которой она доверяла, которую знала, и которая ее занимала.
— Когда приехали миссионеры, нас научили верить в Бога. Но когда мы захотели увидеть Бога, миссионеры отказались познакомить нас. Многие старики предпочли мудрость крабов и спинорога, который похож на Южную Звезду, потому, что если вам придется плыть от одного острова к другому с головой, опущенной вниз, вы сможете плыть, ориентируясь на спинорога. Что вы думаете об этом, дети, а?
Она наклонилась вперед. Мистера Уоттса будто не было в классе.
— Лучше быть в компании спинорога, правда? Если вам удастся, можно сказать, что ваше спасение в вере. Именно так старый рыбак, спасенный из своего тонущего каноэ, сказал моему отцу, когда я была девочкой. Ночью он определял по звездам, где находится. Днем он держал лицо под водой и следил за спинорогом. Это правда.
Никто из нас не собирался спорить. Все сидели неподвижно за партами. Страх, который исходил от них, немного смущал меня.
Мама удовлетворенно хрюкнула. Мы были там, где она хотела. Косяком застывших рыб, вокруг которых кружит акула. Она медленно выпрямилась, словно не хотела испортить эффект, который произвела на нас.
— Теперь слушайте. Вера — как воздух. Она всегда держит вас на плаву. Иногда вам это нужно. Иногда нет. Но когда вам будет нужно, лучше уметь верить, иначе ничего не получится. Вот почему миссионеры построили церкви. Пока у нас не появились церкви, мы недостаточно упражнялись. Вот для чего нужны молитвы, это — упражнения, дети. Упражнения.
— Вот несколько слов, которые нужно выучить наизусть: «Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.» — Лицо мамы озарилось столь редкой улыбкой. Она нашла меня под партой, спиной вверх, и не сводила с меня глаз.
— «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Нет предложения в мире прекраснее, чем это.
Я знала, что несколько голов повернулись в мою сторону, будто я могла позволить себе не согласиться. К счастью, меня спасла Виолет, которая подняла руку. Она попросила маму рассказать о мудрости крабов. Наконец-то мама повернулась к мистеру Уоттсу.
— Прошу, — сказал он.
— Крабы, — начала она и подняла глаза к гекконам на потолке. Но она не видела их. Она думала о крабах, и, в особенности о том, какую погоду нужно ожидать, в зависимости от поведения крабов.
— Если краб роет прямо вниз, засыпает нору песком и оставляет метку в форме солнечных лучей, жди ветра и дождя. Будет сильный ветер, но без дождя, если краб оставляет за собой горку песка, но не закрывает нору.
— Если краб закрывает нору, но не разравнивает горку песка, будет дождь без ветра. Когда краб оставляет горку и не закрывает нору, погода будет хорошей. Никогда не верьте белому, который говорит: «Согласно радио, нас ожидает дождь». Верьте крабам и только крабам.