Мистер Пип

— Вы можете представить, что будет, если мы потеряем ее навсегда? Лишь подумайте. Будущие поколения смогут указать на нам пальцем и обвинить нас всех в том, что мы не усмотрели за тем, о чем должны были позаботиться.

Мы попытались выглядеть так, как по-нашему мнению должны были выглядеть в подобной ситуации. Торжественно. Серьезно.

— Хорошо, — сказал он. — Я принимаю ваше молчание как знак согласия. Первый вклад сделала Селия.

Мистер Уоттс вернулся к своему столу, сел и начал писать.

Когда он посмотрел вверх, мы решили, что он что-то забыл, и я увидела, как Селия приподнялась со стула. Мистер Уоттс продолжил писать и она села обратно. Когда он закончил, то взглянул на то, что у него получилось.

— Я не уверен, что все запомнил правильно, — сказал он. — Давайте проверим.

Он начал читать вслух. Селия покраснела. Было понятно, что мистер Уоттс добавил пару строчек от себя. Он взглянул нас и отыскал взглядом Селию. Она быстро кивнула, и мистер Уоттс изобразил облегчение. Затем он оглянулся в поисках следующего вклада.

— Матильда, что у тебя есть для нас?

Когда я пересказала сцену, в которой Пип направляется в Сэтис Хаус, мистер Уоттс улыбнулся сам себе, и еще до того, как я закончила, он наклонился, начав писать в тетрадке. Когда я начала рассказывать второй фрагмент, он прекратил писать, поднял глаза и стал смотреть в сторону. Он выглядел таким озабоченным, что я растеряла всю уверенность. Возможно я вспомнила неправильно.

— Безжалостное подтрунивание Эстелллы над Пипом, — сказал он наконец. — Это важная часть их отношений. Он любит то, чего не может получить.

Он замолчал и откинулся на стуле. Его большие глаза разглядывали гекконов, застывших на потолке. Затем он резко встал и пошел к двери. Он посмотрел на великолепный зеленый закат.

Что он там нашел? Куда перенесся в мыслях? Лондон? Австралия? Его белое племя? Дом? Мы увидели, как он снова кивнул, как будто только что понял, что ему нужно. Он повернулся к нам лицом, и его взгляд уперся прямо в мою парту.

— Нам нужны слова, Матильда. Мы должны вспомнить, что именно Эстелла сказала Пипу.

Те, кто сидели впереди повернулись, чтобы посмотреть на меня. Вместе с мистером Уоттсом они ждали, что я восстановлю эти слова. В голове у меня было пусто. Я не могла вспомнить слово за словом то, что Эстелла сказала Пипу, и, когда они это поняли, то один за другим стали поворачиваться обратно. Мы ждали, что мистер Уоттс вернется к своему столу. Он выглядел как человек, огорченный дурной вестью.

— Должен предупредить вас, — сказал он, — это станет самой сложной частью вашей задачи. Но и самой важной. Мы должны постараться изо всех сил, чтобы вспомнить, что одни персонажи говорили другим. Когда он произнес это, его явно захватила другая мысль.

— Однако, если мы сможем вспомнить суть того, что говорилось, это уже будет что-то, по крайней мере.

Суть. Это требовало объяснений. Мистер Уоттс попробовал так.

— Если я скажу «дерево», то подумаю об английском дубе, а вы — о пальме. И то, и другое — дерево. И пальма, и дуб являются прекрасным примером того, что такое дерево. Но это разные деревья. Вот это и означает суть. Мы можем заполнить пустые места собственными словами. Я видела, как Гилберт почесал голову, прежде чем решиться поднять руку.

— Как насчет дерева для каноэ?

Митер Уоттс не был уверен, что такое дерево для каноэ.

— Гилберт, как еще его называют?

— Просто дерево для каноэ, — ответил тот.

Мистер Уоттс решил рискнуть.

— Дерево для каноэ тоже подходит.

Гилберт, довольный, сел на место. Я понимала, чего мистер Уоттс хотел. Он хотел правильных слов. Но чем усердней я пыталась вспомнить жестокие слова, которые Эстелла говорила Пипу, тем дальше они уплывали от меня. Дневной мир как будто смеялся над моими попытками вспомнить.

Мама куда-то запрятала свое чувство вины и снова обрела голос. И теперь, будто желая наверстать упущенное время, она вернулась к излюбленному занятию — постоянным упрекам в адрес мистера Уоттса, или Пучеглазого, как она снова начала его называть.

Пучеглазый. Она вкладывала в это прозвище все свое презрение. Пучеглазый из тех, кто будет стоять под кокосовой пальмой, не веря, что кокос упадет, пока тот не приземлится ему на голову. Он станет есть рыбу-солнце, дай ему волю. Чертов дурак. Сможет ли он распознать бородавчатку, когда увидит ее? Его невежество делает его опасным. Чему ты, Матильда, собираешься научиться у этого ничего не знающего и опасного человека? Вот до чего докатился мир. Может ли твой мистер Уоттс построить дом? Может ли он отправиться на риф на рассвете и незаметно подплыть к косяку рыб-попугаев? Без посторонней помощи твой мистер Уоттс не в состоянии прокормить себя и свою жену. Сам по себе он просто пустое место.

Когда-то давно я бы ушла прочь от этих нападок на мистера Уоттса, теперь же я слушала. В ее насмешках я слышала Эстеллу. Я бродила за ней как паршивый пес, привлеченный запахом объедков. Я следовала за ней от нашего убогого жилища до огорода, а затем к реке, пока она не попыталась прогнать меня.