Я закрыла глаза и уложила слова в голове: «Пип должен быть воспитан, как джентльмен — буквально, как молодой человек, подающий большие надежды». Каким-то чудом я запомнила еще предложение. Я помахала рукой, чтобы привлечь внимание мистера Уоттса.
— Да, Матильда?
— Моя мечта сбылась.
Мистер Уоттс направился к двери. Мучительное ожидание повисло в классе, пока он обдумывал мои слова. Он закивал, и я снова задышала.
— Да, — сказал он. — Да. Думаю, ты права. Кто помнит следующий отрывок? Мистер Джеггерс выдвигает условия. Первое, Пип должен всегда носить имя Пип. Второе, имя его благодетеля должно держаться в секрете.
Дэниэл поднял руку, но мистер Уоттс угадал его вопрос.
— Ах, да. Снова благодетель. Ну, это человек, который содержит или одаривает другого.
— Как дерево? — спросил Дэниэл.
Мистер Уоттс так не думал.
— Уверен, ты подумал о пальмовом масле, Дэниэл, но, думаю, мы запутаемся, если станем слишком углубляться в это. Скажем так, благодетель — это тот, кто дает кому-то деньги или предоставляет возможность…
Наши лица выдали нас.
— Возможность. Шанс. — Сказал мистер Уоттс. — Окно открывается и птица вылетает.
Мы измеряли время по-разному. Мы могли начинать отсчет с того дня, когда краснокожие стояли над нами, пока мы поджигали свои дома. Или могли считать от первого костра. Другие, менее удачливые, вели отсчет от смерти своих детей от малярии. Некоторые навсегда запомнят тот день.
Если бы я очень постаралась и сосредоточилась, то могла бы вспомнить, когда видела своего отца в последний раз. Он стоял на краю взлетной полосы, пристально глядя на маленький белый самолет, словно он сам и его потрепанный чемодан не имели друг к другу никакого отношения.
Мама редко говорила об отце. Вероятно, она считала, что так будет проще для нее и для меня. Но я не сомневалась, что он занимал ее мысли даже больше, чем ее попытки вспомнить отрывки из Библии. Она вспоминала отца только тогда, когда что-то шло не так, и для того, чтобы заклеймить его позором. — Если бы твой отец только видел нас теперь. — Говорила она.
После того, как мистер Уоттс воспроизвел отрывок об удачных переменах в жизни Пипа, я поняла, что некий человек, вроде мистера Джеггерса, вошел в жизнь моего отца. Он слышал, что на медном руднике нужны люди, умеющие управлять грейдерами и тракторами. Грузовики, взбиравшиеся по горе Пангуна, возили грузы между шахтой и нижним бьефом. Вот этим отец и занимался, только грузовик моего отца возил машины и запчасти из депо в Араве.
Через шесть месяцев после начала работы он стал новым кладовщиком в депо. Мама говорила, что это благодаря тому, что ему доверяли. Белые не доверяли краснокожим. Краснокожие всегда урвут свое, а когда их прижимают, они делают такие невинные лица, словно понятия не имеют, что произошло. Так говорила мама.
Новая работа отца означала больше контакта с белыми австралийцами. Он хорошо говорил по-английски. Я знала это, потому, что во время нашей поездки в Араву я видела, как он разговаривал и смеялся с австралийцами. У белых были усы, солнечные очки, шорты и носки. Их животы были большими.
И мой отец очень старался быть таким, как они, когда выставлял вперед свое брюшко. Он так же клал руки на бедра и становился похожим на чайник. Но именно тогда я заметила у него хитрую улыбку, улыбку белого, которую я хорошо знала. Да, видимо, я действительно дочь своей матери, если так думаю. Я ничего не могла с этим поделать. Я видела, что отец отдаляется от нас. Мистером Джеггерсом в жизни отца был его босс, горный инженер, один из сотрудников шахты. Он был австралийцем, но его имя было похоже на немецкое. Я слышала, как мама и папа обсуждали его. Папа называл его «мой друг». А мама говорила, что друг напоил его. Это было правдой. Она сказала, что того позора, когда он стоял там и слушал обвинения в неподобающем поведении, хватит ей до конца дней. С нее хватит. Его пьянство началось, когда он устроился кладовщиком. Это стало одной из причин, почему она не захотела уезжать из деревни. Она не хотела уезжать в Араву и наблюдать, как отец превращается в белого.
Я помню, она куда охотнее слушала новости, которые он приносил с Пангуны. Ситуация на шахте была серьезной и, видимо, становилась все хуже с каждым днем. Она вышла из-под контроля, когда повстанцы добрались до взрывчатки, которой они стали взрывать дороги. Прошло еще время. Мы услышали, что повстанцы были вооружены. Японцы оставили большие склады оружия во времена Второй мировой войны. Мы слышали, что повстанцы отремонтировали ружья. Слышали, что в джунглях работали подпольные мастерские, где они реставрировали винтовки. Вскоре мы узнали, что они стали обстреливать грузовики, которые двигались по Пангуне.