Мистер Рипли под землей

– Ну да, всерьез. – Сначала Том не хотел говорить им о “повешенном” у него в погребе, но теперь подумал, что, может быть, лучше, чтобы они знали об этом. Иногда правда, какой бы опасной она ни была, могла помочь прояснить что-либо, найти решение. – Он символически повесился у меня в погребе, изготовив собственный манекен. Может быть, точнее было бы сказать, что он повесил себя, – имея в виду, свою одежду. Он прицепил к манекену бумажку, в которой назвал его Бернардом Тафтсом. Иначе говоря, он повесил прежнего Бернарда, фальсификатора. А может быть, и настоящего. У него в голове все это перепуталось.

– Фьюю! – присвистнул Эд. – Так он в самом деле свихнулся, а? – Он взглянул на Джеффа.

У обоих округлились глаза, у Джеффа при этом был озабоченный вид человека, прикидывающего что-то в уме. Казалось, до них только сейчас дошло, что новых картин Дерватта больше не будет.

– Это только мое предположение, – сказал Том. – Не стоит расстраиваться раньше времени. Но что действительно… – Том встал. Он хотел сказать “что действительно важно, так это то, что Бернард думает, будто убил меня”. Но так ли уж это важно на самом деле? Если важно, то почему? Том был рад, что на этот раз он не давал интервью репортерам, – иначе в завтрашних газетах написали бы “Дерватт вернулся”, и если бы это попалось на глаза Бернарду, он понял бы, что Том жив, что он каким-то образом выбрался из могилы. Впрочем, возможно, для Бернарда это было бы и к лучшему, – он меньше думал бы о самоубийстве, зная, что он не убийца. А может быть, для замутненного сознания Бернарда это не имело значения? И вообще, что такое хорошо и что плохо?

В восьмом часу Том позвонил Цинтии домой на Бейсуотер-роуд.

– Цинтия, я собираюсь уезжать, но перед этим хочу спросить тебя: если я вдруг встречу где-нибудь Бернарда, – не могу ли я его заверить…

– В чем? – резко бросила Цинтия. Ее тон был агрессивным.

– В том, что ты согласишься встретиться с ним. В Лондоне. Понимаешь, было бы очень неплохо, если бы я мог сказать ему что-нибудь обнадеживающее. Ему очень нужна поддержка.

– Не вижу никакого смысла встречаться с ним, – отрезала Цинтия.

В ее голосе слышалась непоколебимая уверенность среднего класса в своей непорочности и правоте. Неприступные серо-коричневые камни бастионов. Непробиваемая стена.

– Значит, ты ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласишься?

– Боюсь, что нет. К чему тянуть? Гораздо легче порвать сразу. Да и Бернарду так будет легче.

Решение было окончательным и бесповоротным. Никаких компромиссов. Но вместе с тем, как это ужасно мелко и ничтожно, подумал Том. Ну, теперь он хотя бы знал, что к чему. Три года назад девушку увлекли и обманули, ее не оценили, оскорбили и бросили. Раз Бернард так поступил, то пускай теперь сам постарается по мере сил искупить это.

– Ладно, Цинтия. Чао.

Может быть, ее уязвленная гордость утешится, когда она узнает, что Бернард повесился из-за нее?

Во время этого разговора Джефф с Эдом вышли в спальню Джеффа и ничего не слышали. Они поинтересовались результатами.

– Она не хочет его видеть.

Похоже, ни тот, ни другой не осознавали, к чему это может привести. Чтобы закрыть тему, Том сказал:

– Конечно, не исключено, что я и сам никогда больше не увижу Бернарда.

20

Они отправились на вечеринку к Майклу. Что за Майкл? Прибыли почти в полночь. Половина гостей была на бровях, и Том не увидал среди них никого мало-мальски интересного для себя – или для Дерватта. Он уселся в глубокое кресло, оказавшись почти под самой лампой, потягивал из большого стакана виски с содовой и болтал с несколькими гостями, взиравшими на него если не с благоговением, то, по крайней мере, почтительно. Джефф присматривал за обстановкой с противоположного конца комнаты.

Интерьер был выдержан в розовых тонах; отовсюду свисали какие-то огромные кисти. Стулья напоминали белые меренги. Девушки носили такие короткие юбки, что взгляд Тома, не привыкший к подобному зрелищу, то и дело увязал в замысловатых рисунках на разноцветных колготках. В конце концов ему стало противно. Идиотки, подумал он. Тронутые. Или, может быть, он смотрел на них глазами Дерватта? Было очень трудно представить себе живую плоть под этими колготками, из-под которых иногда выглядывали трусики. Когда девушки наклонялись, чтобы взять сигарету, становилась видна их грудь. Прямо не знаешь, на какую половину девушки смотреть. Посмотрев на верхнюю, Том натолкнулся взглядом на глаза в коричневой бахроме Бесцветный рот под глазами произнес:

– Дерватт, а где вы живете в Мексике? Я понимаю, что всерьез вы мне не ответите, но и понарошку сойдет.

Том разглядывал ее сквозь простые стекла своих очков, изобразив задумчивое любопытство, словно для решения поставленной перед ним задачи он включил свой великий ум лишь на половину мощности. На самом деле он не испытывал ничего, кроме скуки. Насколько лучше смотрятся юбки Элоизы чуть выше колен, полное отсутствие косметики и нормальные ресницы вместо этих наставленных на него наконечников копий.

– Ну, где… – произнес он глубокомысленно. – К югу от Дуранго.

– А где это – Дуранго?