Испещренное шрамами лицо Зеда осталось бесстрастным. Угольно-черные глаза смотрели, не отрываясь, не на Берри — на рисунки. Он потянул их едва ощутимо, и девушка тут же их выпустила. Раб повернулся, направился с рисунками в руке к своему месту, и Мэтью восхитился, что даже шагов его не было слышно.
— Еще один из его талантов, — объяснил Мак-Кеггерс. — Он когда хочет, умеет двигаться бесшумно, словно тень. — Коронер откашлялся. — Кажется, я обманул его доверие. Приношу вам свои извинения за возможные неприятные ощущения.
Собственные неприятные ощущения Мэтью не волновали, а вот неприятные ощущения Зеда и их возможные последствия — весьма.
Раб закончил укладывать инструменты. Держа в руке свои рисунки, будто оберегая от возможных посягательств, он закрыл ящик и запер его на задвижку.
— Он много рисует? — спросила Берри. Краски стали возвращаться на ее лицо.
— Один или два в неделю. У него их полный ящик под кроватью.
— Я тоже рисую. Мне интересно… он не хотел бы посмотреть мои работы?
— Если он и не хотел бы, — ответил Мак-Кеггерс, — то я — определенно да.
— Я хотела сказать… это мог бы оказаться способ общения с ним. Услышать, что он хочет сказать. — Она посмотрела на Грейтхауза. — Воспользовавшись языком рисунка.
— Вполне стоит попробовать. — Энтузиазм его куда-то пропал. В глазах погасла искра, которая там горела до упоминания суммы в тридцать два фунта. — Как вам будет угодно. Спасибо, что уделили нам время, Мак-Кеггерс.
Грейтхауз бросил еще один взгляд на Зеда, по спине которого читалось, что прием окончен, и направился под скелетами к входной двери.
— Я с надеждой жду нашей следующей встречи, — обратился к Берри Мак-Кеггерс, а Мэтью ощущал себя третьим колесом в тачке. — И надеюсь, в ваш следующий визит я смогу напоить вас чаем.
— Спасибо, — ответила она.
Мэтью испытал облегчение, выходя вместе с нею из царства коронера и спускаясь по лестнице.
На Уолл-стрит, по дороге к Ист-ривер, Берри все говорила о рисунках Зеда.
— Полная естественность, — сказала она. — Стихийная сила. Тебе так не кажется?
Мэтью пожал плечами. С его точки зрения, такой рисунок мог быть создан пациентом общественной больницы для душевнобольных колонии Нью-Джерси, что возле Вестервика. Он как раздумал, стоит ли об этом упоминать, как из щели между домами выскочила черная кошка и перебежала дорогу. Мэтью замолчал и стал высматривать, нет ли где бешеных быков, сусличьих нор, куч лошадиного навоза или чего-нибудь еще, что мог бы подбросить дьявол на его пути.
Глава пятая
Ранним субботним утром, когда солнце, поднимающееся из-за леса, окрасило мир огненными оттенками, Мэтью поймал себя на мыслях о зубе чудовища.
Он сидел на спине Данте, мускулистого вороного жеребца, которого всегда выбирал на конюшне Тобиаса Вайнкупа. Ехал он по Почтовой Дороге на север, и с семи утра продвинулся уже довольно далеко. Позади остались знакомые улицы и здания города, а здесь, на дороге, взбегающей на холмы и падающей в долины, петляющей между могучими дубами и подлеском, пытающимся ее задушить, Мэтью находился в по-настоящему опасной местности.
Летом его где-то здесь остановил здоровенный разбойник. Кроме того, следовало опасаться диких зверей и индейцев, которых никогда не увидишь — только почувствуешь, как стрела вонзается тебе в горло. Фермы и усадьбы, приткнувшиеся кое-где вдоль речных обрывов, защищали себя каменными стенами и мушкетами поселенцев, чего бы такая защита ни стоила. Никогда нельзя было сказать, что у нью-йоркца нет храбрости. Или — склонности жить на краю гибели.
Сегодня Мэтью не хотел нарываться, но был готов дать отпор. Под серым плащом у него был черный пояс с заряженным кремневым пистолетом — Мэтью здорово научился с ним обращаться под требовательным руководством Грейтхауза. Он знал, что фехтовальщик он неважный, и кулачный боец тоже не выдающийся, но навести пистолет и выстрелить, чтобы проделать разбойнику пробор в волосах, мог вполне.
Эту поездку он планировал не одну неделю. Много раз ложился спать с намерением отправиться в путь утром, но с утра выяснялось, что он совсем не так целеустремлен, как ему казалось. А сегодня он проснулся, чувствуя себя вполне готовым. Возможно, дело было в знакомстве с зубом чудовища и загадкой Мак-Кеггерса, не имеющей разгадки, но Мэтью осознал, что у него самого есть загадка без ответа. Нечто такое, что надлежало открыть, спрятанное от света так же надежно, как зуб на глубине шестидесяти футов в угольной шахте. Как он может называть себя решателем проблем, если у самого есть проблема, которую он решить не может?
Или, если честно, которой боится посмотреть в глаза. Именно поэтому он взял с собой пистолет, а вовсе не из-за воображаемого разбойника, неправдоподобного нападения зверей или индейцев, которые уж точно куда более осторожны, чем кровожадны — по крайней мере сейчас, когда между индейцами и колонистами давно нет ссор.