Мистер Снафф (ЛП)

Входная дверь вела в прихожую. Арка слева от него вела в гостиную. Справа от него точно такая же арка вела на кухню. В коридоре было три двери. Первая дверь - в ванную, вторая – в комнату Кэрри, а последняя дверь вела в хозяйскую спальню. Дом был простым, но вполне подходящим.

Рассел закрыл за собой дверь и встал в непоколебимой солидарности. В доме обычно царила тишина, учитывая активный образ жизни Кэрри. Молодая женщина проводила со Стивеном больше времени, чем с отцом. И все же дом казался еще более пустынным, чем когда-либо, его атмосфера стала жуткой. Рассел потер глаза, потом всхлипнул. Он не мог побороть желание заплакать.

Он шмыгнул носом, крякнул и, пошатываясь, вошел в маленькую кухню. Его ботинки глухо стучали по линолеуму при каждом неуверенном шаге. Он направился к шкафу рядом с холодильником, затем достал бутылку виски – бутылка была заполнена на две трети. Словно у него было обезвоживание, Рассел залпом выпил виски. Алкоголь мог открыть врата к возмездию, но он также служил домашним обезболивающим. Он выпил крепкий напиток, словно дешевое пиво, затем, пошатываясь, опустился на пол.

С полупустой бутылкой в руке и единственной слезой, стекающей по его правой щеке, Рассел прошептал:

- Мне жаль... Мне так жаль...

Рассел, рыдая, дергал себя за волосы. Дни насилия и мести тяжело сказались на нем. Он стал свидетелем самоубийства и участвовал в убийстве молодого человека. Его прошлое было пронизано насилием, но недавний всплеск был ошеломляющим. Жестокость ситуации вызвала у него головокружение и тошноту. Он прикусил нижнюю губу и, пошатываясь, поднялся на ноги. Тяжело дыша, он поставил стеклянную бутылку на столешницу.

Сквозь стиснутые зубы Рассел сказал:

- Они это заслужили... Они все это заслужили... Они заслуживают большего... Их нельзя простить за то, что они сделали. Нет, я не могу проявить к ним милосердие, которого они не проявили к моей дочери... Я не могу...

Рассел ткнул в шкафы, разбивая хрупкие дверцы своими яростными ударами. Он захлопывал каждую дверцу шкафа своими мощными ударами – когда одного было недостаточно, он наносил другой. Расколотое дерево впилось в костяшки его пальцев, разрезав перепонку между пальцами. Рваные раны жгли, но он не мог остановить ярость.

Со сморщенным лицом Рассел посмотрел на свои окровавленные руки и спросил:

- Почему я этого не чувствую? А? Что, черт возьми, со мной не так? Неужели я такой же, как эти больные ублюдки? Что это? А?

Громко выдохнув, Рассел схватил бутылку виски и разбил ее о столешницу. Осколки разлетелись по столу и раковине; дразнящий алкоголь разлился по всей площади. С разбитой бутылкой в руке Рассел вышел в коридор, затем уставился на свое отражение в зеркале у арки гостиной.

В зеркале отразилось пронзительное изображение. Страдание в его налитых кровью глазах было очевидным. Он не чувствовал физической боли, в его теле отдавалась только эмоциональная агония – парализующая боль, как будто его пронзили ножом в позвоночник. Рассел поднес разбитую бутылку виски к горлу и посмотрел в свои мерцающие глаза. Он заглянул в свою несчастную душу, одновременно моля о смерти и умоляя о жизни – самоубийственная дилемма.

Рука Рассела неудержимо дрожала, прыгая к его шее и обратно. Он не мог ткнуть стекло себе в горло. Он был слишком близок к завершению головоломки. Его подлые поступки преследовали его, но больше всего его мучила смерть Кэрри. Отец без семьи был просто одиноким человеком. Отцовства можно лишить, словно это значок, - подумал Рассел, - и я хочу его вернуть.

Рассел заковылял в свою спальню – последняя дверь справа. Он упал на свой матрас королевских размеров, медленно погружаясь в черные простыни. Он поднял голову и уставился на комод в противоположном конце комнаты. В комоде из твердой древесины было шесть выдвижных ящиков и прикрепленное к нему зеркало, там находилась отдельно стоящая рамка для фотографий с фотографией Кэрри.

На фотографии была изображена юная Кэрри. На фотографии ей было всего семь лет, она светилась счастьем и юностью. Один только образ был его последним личным напоминанием о существовании дочери. Его воспоминания неизбежно потускнеют с годами, стертые, как карандаш на листе бумаги. Эта мысль отправила Рассела на американские горки эмоций.

И снова невинный образ его дочери подтвердил его жестокое стремление к мести. Последнее напоминание о его семье оправдало его отвратительные поступки. Чувство решимости охватило каждую конечность. Рассел поерзал на кровати, вытаскивая телефон из кармана. Он набрал номер Скотта, затем поднес телефон к уху.

Прежде чем он успел произнести хоть слово, Скотт крикнул:

- Я согласился помочь тебе кое в чем, приятель! Я могу справиться с похоронами парня, потому что меня не поймают! Но я не соглашался на поджог, Расс! Мы не договаривались сжигать то чертово здание! Я... я не могу ассоциироваться с сумасшедшим, сжигающим видеомагазины! Я не могу!