Мистер Уайлдер и я

Год был 2013-й, первая неделя января, то беспорядочное межеумочное время, когда рождественские празднества уже позади, но жизнь пока не вернулась к норме. Испытывая необходимость в чем-то привычном, обыденном, я решила выпить кофе в баре Британской академии кино и ТВ. Возможно, я встречу там знакомых. Мне не повредило бы поболтать с кем-нибудь, посплетничать и обменяться любезностями.

Бар был почти пуст, так давала о себе знать построждественская усталость. Из знакомых нашелся только один — мужчина, сидевший в одиночестве за столиком на двоих у витрин с киноафишами, смотревшими на улицу. Марк Эрроусмит. Не самая подходящая кандидатура для непринужденной беседы о том о сем. Но, как известно, нищие не выбирают. Марк так Марк. Подойдя к его столику, я выждала, пока он оторвется от своего макбука.

— Калиста, — произнес он, — дорогая! Какой приятный сюрприз.

— Можно к вам присоединиться?

— Разумеется.

Он закрыл компьютер, сгреб бумаги, освобождая место для моего капучино, купленного в баре.

— Простите за то, что захламил столик, — сказал он. — Меня наконец пригласили на встречу с «Фильм 4» на следующей неделе. Они хотят взглянуть на бюджет, что не может не предполагать серьезных намерений с их стороны. — Подровняв последнюю стопку бумаг, он упрятал всю кипу в пластиковую папку.

Марку давно перевалило за шестьдесят. Стройной фигурой он похвастаться никогда не мог и, однако, чем-то походил на Берта Ланкастера в картине «Местный герой»^[2]. (Говорю же, мне кто и что угодно вокруг напоминает о кино.) Некогда у него был вдохновенный взгляд — еще лет десять назад, — но постепенно блеск его глаз померк от затянувшегося невезения. Последние лет двадцать пять, а то и больше, Марк носился с одним и тем же проектом. В конце 1980-х он обзавелся опционом на роман Кингсли Эмиса, по тем временам автора достаточно востребованного, и посему затея Марка выглядела вполне реалистичной. Он легко заручился согласием именитого режиссера, а также трех-четырех доходных актеров, любимцев публики. Но по какой-то причине финальный денежный транш отменили в последнюю минуту, и режиссер сразу стал недоступен, затем двое из актеров стали недоступны, а внешность одного из оставшихся медленно, но верно утрачивала доходность, и не успел Марк осознать, что происходит, как проект начал распространять запах гнили, ощущаемый всеми, кроме самого Марка. На его режиссерском счету значилась пара довольно успешных постановок — художественный фильм и мини-сериал, снятый для Би-би-си-2, повторного показа, впрочем, не удостоившийся, — но с тех пор Марк не сделал ничего, а поиск средств на воскрешение к жизни заведомо провальной экранизации Кингсли Эмиса превратился в навязчивую идею. Марк сделался завсегдатаем Киноакадемии, каждый день сидел за столиком на двоих со своим макбуком в ожидании встречи с тем, кто, может, прочел (а может, и нет) пятнадцатый вариант сценария и кто, по слухам, знаком с тем, кто знаком с кем-то из сотрудников некоего хедж-фонда, где к концу налогового года завалялись деньжата, которые необходимо куда-то пристроить, так почему бы не вложить их в создание фильма по не слишком выдающемуся роману, написанному человеком давно подзабытым и чье имя настолько не на слуху, что с тем же успехом можно предлагать к экранизации «Желтые страницы». Однако Марк упорно не желал сдаваться; с годами усы его поседели, и дымка с красными прожилками горечи заволокла глаза.

Тем не менее дом на юге Франции остался при нем, двое его детей от второго брака учились в частных школах, и никто понятия не имел, откуда он берет деньги. Но поскольку я нередко сталкивалась с подобным положением дел среди британцев, вывод напрашивался сам собой: Марк попросту живет на старые деньги, те, что его семья копила из поколения в поколение, виртуозно припрятывая от государства. Это соображение уберегло меня от чрезмерной жалости к Марку. А кроме того, я ни на секунду не забывала, что за последние лет десять я тоже не сделала ничего существенного, так что не мне было его жалеть.

— Вы много работаете? — задал Марк вопрос в лоб, хотя я бы предпочла более витиеватую формулировку.

— Не особо, — призналась я. — Видели?.. — Я назвала британский фильм, снискавший скромный успех в кинотеатрах несколькими месяцами ранее.

— Видел, — ответил Марк. — Так это были вы? А я думал…. — Он назвал имя молодого британского композитора, сочинявшего для кино и фонотек, и известность его росла.

— Кое-что сделал он. Я была лишь аранжировщиком, теоретически. Помните проигрыш на маримбе, он звучал всякий раз, когда они ехали в машине? — Я напела мелодию.

— Конечно, — ответил Марк. — Он был там главным. Все только это и запомнили.

— Так вот, это мое.

— И однако на «Оскара» номинировали его, — покачал головой Марк, разочарованный, и далеко не впервые, тем, как устроен мир. — Вы невероятно талантливы, Калли. Напишете музыку для моего фильма? Соглашайтесь. Мне нужны вы и никто другой.