Мистер Вечный Канун. Город Полуночи

Черный как смоль бархат — обманчиво мягкий, обманчиво гладкий…

Стол. Резной каменный стол в самом центре зала. Холодный, словно высеченный из черствых солдатских сердец.

И гроб на нем — черный гроб, на крышке которого теплится одинокая свеча, дающая минимум света. Свет этот напоминает чью-то блеклую голову, перечеркнутую ровно по центру черным хвостом фитиля.

Свет дрожит, а тени дергаются — и вместе с ними дергается бьющийся в агонии на холодном полу у стола человек. Впрочем, агония эта вовсе не предсмертная, а является следствием скорее обратных процессов. В любом случае для еще одного покойника в стоящем рядом гробу места бы не нашлось.

Охваченный конвульсиями, Виктор Кэндл чувствовал себя так, словно его тело пропустили через дробилку, а после слепили заново из того, что вышло наружу. Каждый клочок кожи горел, каждый мускул сводило судорогой, каждый нерв разрывался от боли. Ему казалось, что он кричит — долго и страшно, хотя на самом деле едва хрипел.

Виктор то открывал глаза, то закрывал их, но ничего вокруг себя не видел и не узнавал. В запрокинутой голове не было ни одной мысли: лишь какие-то обрывки, полустертые строчки записей, какие-то звуки из радиоприемника, шум за стеной. Чудовищная боль заставляла сознание метаться по лабиринту бреда в поисках закоулка, в котором ему удалось бы наконец обрести избавление в беспамятстве. Но закоулка не было, и беспамятство все не наступало. И не наступило бы, поскольку кое-кто не мог позволить бедняге взять и просто уйти, раствориться в темноте. Жестокость эта была сомнительно оправдана тем, что незнакомцу Виктор Кэндл пока что был нужен.

Мистер Гласс видел, что человек страдает, но все равно не торопился: в таком деле спешка не могла привести ни к чему хорошему. В руке Зеркала были зажаты часы из жилетного кармана Виктора Кэндла, и стрелки на них выделывали нечто совсем уж невероятное. Они кривились и изгибались, будто вставая на дыбы, их наконечники шевелились и расслаивались, как змеиные языки.

Зеркало захлопнул крышку часов и склонился над Виктором Кэндлом. Руки в тонких перчатках замельтешили по изуродованному телу. Одну за другой мистер Гласс подогнал последние выломанные части, тщательно приладил неестественно вывернутый сустав на указательном пальце, распрямил запутавшуюся складку, и горло вновь стало выглядеть, как прежде… Он действовал спокойно и методично, будто один за другим вставлял на место осколки разбитого витража.

Наконец, когда эта кропотливая и в чем-то даже рутинная работа была закончена, мистер Гласс снова открыл часы — стрелки, точно протрезвев, задвигались по кругу, как им и полагается.

Для Виктора Кэндла время вернулось в тот момент, когда открылась дверь комнаты с часами в Глухой башне. Вот только при этом кое-что изменилось: сам он лежал в подземном зале, а его так и не состоявшийся собеседник уже был убит. Зеркало изогнул время, а реальность всегда вынуждена идти за ним вслед. И в зазеркалье реальность эта служила всего лишь глиной, податливой и мягкой в умелых руках.

Мистер Гласс вытащил из кармана сюртука револьвер и проверил патроны. После чего положил оружие на пол, под руку Виктора Кэндла. Затем он резко хлопнул по щеке все еще пребывающего в бреду человека. Тот дернулся и окончательно разлепил веки. Взгляд его до сих пор метался, но уже не так безумно, как прежде.

— Я могу войти? — ничего не понимая, спросил Виктор, как будто он только что постучался в дверь комнаты с часами. Способность говорить вернулась, а терзающая тело боль отступила столь резко, будто ее кто-то взял и попросту вырвал из него. Сознание замедлило бег, шум в голове утих, а зыбкие образы обрели плоть. Молодой человек снова начал соображать:

— Чертовски… не больно. Я ведь… я упал? Как? Что со мной случилось?

— Вы кое с кем поговорили, — усмехнулся Зеркало. — А затем вас убили. Бывает…

Убедившись, что с Виктором все в порядке, мистер Гласс тут же снял перчатки и поспешно занялся какими-то странными и не понятными для спасенного им человека делами. Он начал мерить шагами зал, то скрываясь во тьме, то снова показываясь. Передвижения Зеркала сопровождались топотом каблуков и задумчивым ворчанием. Судя по всему, его занимали какие-то математические построения.

— Бывает?! — возмутился Виктор, поднимая голову; собственное тело казалось ему чужим, будто одолженным на время.

Он не узнавал своей одежды: «Зеленый… Почему я одет в зеленый костюм?» А потом вдруг вспомнил, что другого у него не было и в нем он сюда и приехал. «Куда это “сюда”?» Мысли постепенно становились более четкими: «Темно. И холодно. Убили? Снова? Да умирать уже просто входит в какую-то отвратительную привычку!»

— А это зачем? — пробормотал Виктор, поднимая с пола револьвер. Пальцы плохо слушались и все еще были как ватные.

Мистер Гласс оглянулся:

— Не потеряйте — он вам еще понадобится. Лучше пока просто положите в карман.

Виктор машинально послушался. Уточнит он потом, а сейчас у него были вопросы понасущнее.