Мистер Вечный Канун. Уэлихолн

Все верно, письмо из дома. Но кто такая эта Бетти Сайзмор?

Пальцы Виктора дрожали, когда он вскрывал конверт и разворачивал письмо. С одной стороны, его одолевало любопытство, но с другой, ему совсем не хотелось узнавать, что внутри… Любопытство взяло верх, и он словно откинул крышку колодца, которым лет восемьдесят не пользовались: из письма тянуло затхлостью, сыростью и… опасностью. Оно было чертовски странным, это письмо. Почерк был незнаком.

«Дорогой Виктор!

Я догадываюсь, какой ворох чувств вызвал у тебя указанный на конверте адрес отправителя и какое недоумение – стоящее там имя. Поэтому сперва хочу признаться: Бетти Сайзмор не существует – я выдумала ее, поскольку не могу выдать себя, если письмо попадет не в те руки…

Я пишу тебе с просьбой – нет, с мольбой! – о помощи, ведь, кроме тебя, я больше никому не могу доверять. Любой из тех, кто здесь живет, может участвовать в том, что грядет…

Ты должен приехать как можно скорее! В Крик-Холле что-то затевается… На праздник приглашены опасные и безжалостные личности, и вскоре дом будет многолюден как никогда. Некто по имени Иероним… Он уже здесь, хотя все отрицают это. Он бродит среди нас, но все делают вид, что его нет.

Это письмо, я полагаю, застало тебя врасплох, тебя переполняют сомнения, но, к сожалению, я не могу раскрыть в нем всего (не те руки поблизости!). Когда ты переступишь порог дома, ты сам все поймешь!

Прошу, поверь: все это не розыгрыш и не уловка, чтобы заманить тебя в Уэлихолн. Если ты не откликнешься, то надеяться мне больше не на кого. Поспеши! Будь осторожен и, молю тебя, внемли!

P. S. Когда приедешь домой, никому не говори о письме. Помни: Иероним!»

Подпись отсутствовала – лишь внизу было выведено: «Крик-Холл». К письму прилагался билет на поезд. И… все. Подлинная загадка, загаданная в нескольких чернильных строках.

Виктор несколько раз перечитал письмо, но ничего так и не прояснилось. Что все это значит? Кто на самом деле скрывается под псевдонимом «Бетти Сайзмор»? В чем именно могут участвовать обитатели дома? Что грядет? И еще Иероним этот странный…

Несмотря на любопытство, он не собирался делать то, что просил неизвестный отправитель… не собирался, а затем словно какая-то незримая сила заставила его забыть обо всем, о чем он думал перед тем, как открыл конверт, и вспомнить о жизни, которую он называл кратко «То, вчера», всегда предпочитая сменить тему, когда кто-то о ней заговаривал. Эта незримая сила толкнула его в спину, буквально вышвырнув за порог лондонской квартиры, и понесла прямиком на вокзал. Вот так он и оказался в этом поезде, в этом вагоне, в этом самом купе…

Дверь купе неожиданно открылась. Ее стук оторвал Виктора от тяжелых мыслей, а мисс Хэтти – от рассказа о весьма посредственных достижениях ее неинтересных внуков. На пороге стоял высокий человек в длинном сером пальто и шляпе. Руки мужчины безвольно повисли вдоль туловища, он ссутулил плечи и выдвинул вперед шею. На бледном лице читалась смертельная усталость.

Незнакомец принес с собой холод. Сквозняк прошелся по ногам Виктора, и ему стало зябко. На коже выступили мурашки, изо рта при дыхании начал подниматься пар: должно быть, кто-то из пассажиров открыл окно в конце вагона, а проводник и не заметил.

С появлением мужчины в пальто птицы мисс Хэтти начали вести себя странно – в них словно что-то вселилось: пернатые принялись прыгать и мельтешить по своим клеткам, оббивая крылья о прутья.

– Гвинн… – проговорил незнакомец заунывно, будто зевая. – Гвинн Моулинг. Вы знаете ее?

– Э-э-э… Нет, простите, – непонимающе ответил Виктор и поглядел на мисс Хэтти. Птичница пристально смотрела на незваного гостя.

А тот будто бы и не услышал ответа.

– Моя милая Гвинн… – со стоном продолжал он. – Она была несчастна и сделала то, что сделала. Я не виню ее. Но… Гвинн, моя милая Гвинн… Как же я хочу тебя увидеть вновь.