Мистер Вечный Канун. Уэлихолн

Повисло молчание. «Драндулет» пыхтел и трясся. Кристина глядела на дорогу перед собой — казалось, она и вовсе перестала дышать.

— Значит, ты не знаешь, кто автор письма? — осмелился спросить Виктор, когда тишина стала невыносимой.

— Нет, — спустя несколько вытянутых, словно жилы клещами, мгновений ответила Кристина. — Прости.

— Никому не говори, что узнала, хорошо?

— А ты возьмешь у меня интервью?

— Опять ты за свое, — раздраженно проговорил Виктор.

— Но мне и правда есть о чем тебе рассказать! — возмутилась Кристина.

— И я должен поверить?

— Да! — воскликнула она, заводя «Драндулет» на холм Ковентли. — Уж сделай одолжение — попробуй поверить, вдруг да получится! И знаешь что?! — Младшая сестра пронзила его взглядом, от которого хотелось вжаться поглубже в сиденье или вовсе раствориться и исчезнуть. — Вообще, перестань вести себя так, как будто ты у нас тут жертва инквизиции! Несчастный мученик! Приехал и ходит повсюду со своими страдальческими глазами и дергается от каждого шороха, словно ожидает подвоха! Все-то ему лгут, всех-то он подозревает! Сыщик из самой столицы приехал! Расследования устраивает, заговор разоблачает, и вообще весь из себя такой красавчик с дневником, полным душевных терзаний, — просто мечта любой девушки!

— Это не дневник, а рабочая тетрадь, — уточнил Виктор. — Ты все сказала?

— Нет, я еще много чего могу сказать, — заверила Кристина, — и… Ох! — вдруг выдохнула она. — Быть беде…

— Что-что?

Виктор ожидал еще несколько вагонов упреков из состава недовольства, который Кристина явно вознамерилась на него столкнуть, но ее последняя угроза — или что это было? — прозвучала как-то уж совсем странно.

— Быть беде, — глухо повторила сестра и кивнула на окно.

Виктор повернул голову и увидел, что ворота Крик-Холла, к которому они приближались, широко раскрыты, а на подъездной дорожке у задних дверей дома стоит грузовичок «Бедфорд» цвета ржавчины. Огромной пирамидой в его кузове громоздились тыквы, десятки тыкв!

— Быть беде, — прошептал Виктор. — Подумать только, а я и забыл…

Мистер Тампин, фермер, привезший тыквы в Крик-Холл, сидел на подножке кабины своего грузовичка и пил горячий чай, с широкой улыбкой наблюдая, как по двору носится толстяк в лоскутном халате.

Раз за разом толстяк подскакивал к кузову, брал из него какую-нибудь тыкву и, уперев ее в свой объемистый живот, направлялся в гараж. При этом он задорно напевал:

Я — неудачный ирландец,
Ведь рыжим, увы, не родился!
Сижу в пабе грустный, тоскую:
«Зачем я на свет появился?!»
Я краску у ведьмы купил для волос
И вылил на голову щедро!
Не буду я прятать отныне свою
Макушку под шляпой из фетра!
Но выжгла все волосы эта чертовка,
Конечно, напился я с горя,
Проспался, проснулся, сел и подумал:
«Пойти, что ли, броситься в море?»
Почесал головешку, на ноги вскочил,
Зажегся надеждой бесстыжей:
Остался клочок на макушке волос —
И он-то был огненно-рыжий.

Мистер Тампин веселился от души.

— Да не шмыгайте вы так, мистер Кэндл! — прошамкал он беззубым ртом, даже не думая помогать. — Все ж в одиночку не перетягаете! Разве что к Хялёину! И это ж только первая партия! Сколько вас еще ждет первосортных тыковок!

— И где вы здесь видите тыковки, Джерри? — проворчал Джозеф Кэндл. — Как по мне, это тыквищи! Быть беде!

Фермер не понял ничего о бедах. Впрочем, откуда ему было знать, что «Быть беде» — это старая семейная примета Кэндлов.

Вот бы мистер Тампин удивился, если бы узнал, что всякий раз, как к празднику Хэллоуина он привозит в особняк на холме тыквы, поблизости кто-то странным образом умирает. А прибытие тыкв между тем и правда неизменно сопровождала чья-то странная и зачастую нелепая смерть: кто-то перерезал себе горло листком бумаги, кто-то упал с лестницы, потому что у него были связаны шнурки на башмаках, кто-то поперхнулся смехом…

Уже и не упомнишь, кто первым обнаружил подобную связь. А Кэндлы, понимая, что все это лишь совпадение, тем не менее каждый раз наутро после приезда тыкв собирались в гостиной и брались дружно просматривать полосы утренних газет, ожидая увидеть заметку о чьей-то неуклюжей и бестолковой кончине. Порой они находили, а порой и нет, и в последнем случае или тетушки, или дядюшка Джозеф шутя объясняли это тем, что полиция просто пока не обнаружила тело.

Дядюшка Джозеф, к слову, всегда веселился от души, исследуя некрологи и обводя «удачные». Со свойственным ему черным юмором он шутил: «Кого-то тыквой придавило!», «Не стой под дождем из тыкв!», «Осторожней! Подлая тыква бросается под ноги!», «Тыквы-убийцы объявили охоту!» или «Что там, есть “тыквенные некрологи”? Ну подождем-подождем…»