Мистер Вертиго

– Ну, шпингалет, тебе, похоже, неплохо живется, а? В газетах пишут, ты будто – чудо, просто второе событие с тех пор, как придумали хлеб, а? Вот твой учитель, наверно, лопается от гордости.

Да чего там от гордости, кошелек-то, наверно, тоже небось не тощает. А уж я-то как рад, что семья наша пошла в гору.

– Говорите по делу, приятель, – сказал мастер, наконец вклинившись в его монолог. – Нам пора ехать дальше, и времени на пустую болтовню у нас нет.

– Да черт возьми, – сказал дядя Склиз, пытаясь принять обиженное выражение. – Это что ж теперь, нельзя человеку порасспросить, как живет сын его собственной родной сестры, что ли? Куда торопиться-то? Судя по той машинке, что стоит у коновязи, вам куда хотите за пять минут добраться раз плюнуть.

– Уолту не о чем с вами разговаривать, – сказал мастер, – и более того, уверен, вам с ним тоже.

– Ну, не знаю, лично я на вашем месте не торопился бы с выводами, – сказал Склиз, достав из кармана изжеванную сигару и закуривая. – Уолт имеет право узнать, что случилось с его бедной тетушкой, а у меня есть право ему о ней рассказать.

– Что с тетей Пег? – сказал я, неожиданно для себя шепотом.

– Э, да наш малыш не разучился еще разговаривать! – сказал Склиз, шутливо щипнув меня за щеку. – А то я было подумал, что он тебе язык отрезал.

– Что с тетей Пег? – повторил я вопрос.

– Твоя тетя умерла, сынок. Погибла в прошлом году во время того самого урагана, который смел весь Сент-Луис. Она была в доме, дом рухнул, и пришел тут старушке Пег конец. Вот так вот оно и было.

– А ты, значит, спасся, – сказал я.

– На то, значит, Божья воля, – сказал Склиз. – Совершенно случайно я в тот день был на другом конце города – подвернулась честная работенка.

– Жалко, что не наоборот, – сказал я. – Тетя Пег была, конечно, не сахар, но все-таки лучше тебя.

– Эй, полегче, – сказал Склиз. – Ты как с дядей разговариваешь? Мы с тобой, Уолт, одна плоть и кровь, так что нечего болтать обо мне гадости. Мне тут нужно еще с твоим мастером обсудить одно важное дельце, и ты мне музыку не порть.

– Думаю, вы ошибаетесь, – сказал мастер. – У нас с вами нет никаких дел. Вам придется нас извинить: мы с Уолтом опаздываем.

– Не торопитесь же так, мистер, – сказал Склиз, вдруг мгновенно забыв про свою обаятельную улыбку. В голосе зазвенели злость и раздражение, без которых я его и не помнил. – Мы с вами заключили сделку, и нечего теперь юлить.

– Сделку? – сказал мастер Иегуда. – Это какую же сделку?

– Ту самую. В Сент-Луисе, четыре года назад. Вы что думали, я забуду, или как? Я, мистер, не идиот. Вы пообещали поделиться со мной прибылями, и – вот он я, делитесь. Двадцать пять процентов. Вы мне их обещали, и теперь я хочу их получить.

– Насколько я помню, мистер Спаркс, – сказал мастер Иегуда, стараясь не выходить из себя, – вы готовы были ноги мне целовать, только бы я избавил вас от нахлебника. Тогда вы так этому радовались, что обслюнявили мне обе манжеты. Вот такая и была наша сделка, мистер Спаркс: я попросил разрешения забрать мальчика, и вы мне его дали.

– Но я поставил условие. Я тогда вам все ясно сказал, а вы согласились. Двадцать пять процентов. Чего ж вы отпираетесь? Вы сами их пообещали, а я поверил вам на слово.

– Это вам, приятель, приснилось. Если, как вы утверждаете, мы заключили сделку, покажите, где это записано. Покажите мне ту бумагу, где написано, будто вам из наших доходов причитается хотя бы цент.

– Да мы же просто ударили по рукам. У нас было джентльменское соглашение, на словах.

– У вас прекрасное воображение, мистер Спаркс, но сами вы негодяй и лжец. Если хотите жаловаться, наймите адвоката, и посмотрим, что скажет суд. А до тех пор лучше не показывайте мне на глаза свою мерзкую рожу. – С этими словами мастер Иегуда повернулся ко мне и сказал: – Идем, Уолт, пора. Нас ждут в Урбане, и хватит терять время.

Мастер бросил на стол доллар, поднялся, и я за ним тоже. Но Склиз еще не закончил, и последнее слово в той забегаловке осталось за ним.

– Думаете, вы один умный, мистер? – сказал он. – Думаете, от меня так просто избавиться? Еще никому не сошло назвать Эдварда Дж. Спаркса лжецом, слышали? Правильно: пошли к выходу, так и идите себе, это не важно. Это последний раз, когда вы повернулись ко мне спиной. Я вас, приятель, предупредил. Я пойду по вашему следу. За вами и этим паршивым щенком, а когда я вас догоню, тогда вы очень пожалеете о том, что здесь так со мной говорили. И всю оставшуюся жизнь будете жалеть.

Он дошел следом за нами до дверей, потом до машины и, пока мы заводили мотор, стоял рядом и сыпал идиотскими угрозами. Мотор наконец завелся, слов стало не слышно, но я видел, как шевелятся его губы и вздулись вены на жилистой шее. Так он и остался стоять посреди дороги: потрясая кулаками от ярости и беззвучно вопя об отмщении. Сорок лет он шел через пустыню и ничего не вынес оттуда, кроме ошибок и неудач. Теперь же, глядя на его лицо через заднее окошко автомобиля, я понял, что наконец у этого придурка появилась цель и жизнь обретала смысл.